Антон Фарб

Там, за разбитым пулей стеклом, на фоне белесого неба поднималась волна черной, смолистой на вид тьмы.

В Бездне начался Шторм.

ШТОРМ

Ватная тишина в ушах и ватная же слабость в коленях. Стремительное выцветание всех красок – так блекнут цвета в сумерках, но сейчас предметы обретают странную, неестественную четкость, контрастность, выпуклость: видна каждая морщинка на обоях, каждая складочка штор, каждая грань на сколах разбитого окна, но все это – серое, однотонное, монохромное, как старинный даггеротип.

Лимек делает шаг вперед, и пол начинает мелко дрожать под ногами. В полном беззвучии вибрация переходит на стены, на потолок, трясется мебель, ходит ходуном косой крест, раскачиваются из стороны в сторону цепи, почти подпрыгивает батарея с реостатом.

Цепи звякают; и с этим звуком прорывает плотину других. Комната гудит, как трансформаторная будка. Каждый предмет издает ровный вибрирующий гул, резонансом отдающийся в черепной коробке Лимека. А из разбитого окна доносится пронзительный женский крик.

Еще шаг. И еще. Окно не становится ближе, но крик нарастает. Ему начинает вторить детский плач, потом – отчаянный вопль и лихорадочное верещание… Криков все больше, и они сливаются в единую симфонию страха, первобытного, примитивного ужаса перед темнотой. Лимек делает еще один шаг к окну. Он уже знает (предчувствует?), что там увидит: толпа, зажатая между домами и стеной осязаемой тьмы, что поднялась из Бездны и гонит человеческое стадо, ведомое дремучими инстинктами бежать и прятаться, вперед, быстрее, к убежищам – но не потому, что там спасение, а потому что там не так страшно умирать…

Последний шаг. Окно. Улица совершенно пуста. Ветер гоняет мусор по мостовой, и помигивают от перепадов напряжения миллионы лампочек на фасаде казино «Трикветра». Лимек сглатывает, и крики охваченных ужасом людей моментально пропадают. Комната перестает гудеть и вибрировать. Опять наступает тишина.