Антон Фарб

В небе появляются мелкие черные точки. Они начинают расплываться чернильными кляксами, а со стороны Бездны навстречу им поднимается цунами мрака, выбрасывая длинные щупальца цвета и консистенции горячего гудрона. Один за другим гаснут огни Ашмедая, поглощаемые эти булькающим варевом, скрываются под пологом тьмы особняки Бельфегора, будто грозовые тучи накрыли небоскребы Маймона, трущобы Вааль-Зее растворяются без остатка в сумраке вечной ночи, безликие коробки Левиафании тонут в густой смоле, огороженное гетто Сатаноса исчезает мгновенно под пологом мрака, и только промзона Люциум с ее вечно пыхтящей громадой Фабрики еще какое-то время полыхает адским пламенем, отбрасывая багровые отблески на зачерненное копотью небо; потом пропадает и она.

Авадон поглотила тьма.

Реальность расслоилась: где-то там, на улице, тысячи людей вопят от ужаса и бегут к убежищам – но каждый из них бежит сам по себе, не видя, не слыша и не осязая прочих. Точно так же миллионы авадонцев, запертых в квартирах и офисах, оказались вдруг в миллионах обособленных, персональных мирков, где каждый человек остается один на один со своими демонами.

Лимек оборачивается. Комната пуста. Исчез труп коротышки. Пропал Коверкотовый со сломанной челюстью, оставив после себя только дымящийся револьвер. Пропала Альбина. Лимек наедине с пульсирующей болью в висках и затылке.

Он обхватывает голову руками и начинает тихо стонать. В ответ раздается всхлип. Это Альбина: голая, она забилась в шкаф, скрючившись в позу эмбриона, и беззвучно рыдает, глотая слезы.

Все еще не понимая, как такое возможно, Лимек скидывает пальто, укутывает трясущееся тело Альбины и помогает ей встать. Они вместе выходят в коридор.

Здесь все изменилось. Коридор стал длиннее, но уже и ниже, будто подземный туннель. С потолка осыпается штукатурка, обнажая дранку, на стенах висят лохмотья оборванных шпалер, а через дыры в прогнившем паласе видно, как копошатся тараканы в щелястом полу. Бордель, древний, словно сам грех, стряхнул позолоту, явив миру истинное нутро…