Идет в банковские служащие не приспособленный ни к чему Гаев. Надолго ли?
Шарлотта отправляется, потому что «надо уходить», хотя в городе её никто не ждет.
Куда-то в Яшнево идет в экономки Варя, но как ей будет у чужих людей, с которыми и договоренность-то какая-то нетвердая? «Договорилась к ним смотреть за хозяйством…в экономки, что ли».
Петя Трофимов собрался в Москву. Это иронически откомментировал Лопахин: «Что ж, профессора не читают лекций, небось ждут, когда приедешь!»
Куда-то в дорогу, плохо её себе представляя, отправляется Аня.
По своим бесконечным делам торопится в Харьков Лопахин. Он и вообще пребывает в постоянной суете и спешке.
Одним словом, «кончилась жизнь в этом доме…больше уже не будет».
И хотя молодость, со свойственной ей беспечностью, радуется предстоящим переменам и приветствует новую жизнь, завершает пьесу Чехов не этим.
…В пустоте оставленного дома отчетливо слышен глухой стук топора по дереву – погибает вишневый сад… Уходит жизнь из больного и забытого всеми Фирса… Символические звуки – удары топора по дереву – аккомпанируют словам старого слуги: «Жизнь-то прошла, словно и не жил». «Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий печальный». Всё кончено. Завершается комедия одинокой смертью всеми оставленного слуги.
Если и вообще все художественные образы – это эманация духа их создателя, то образы знаковые несут, помимо художественного, несомненно интимный, личный смысл. Видимо, прочно ассоциировал себя Чехов со
Что касается
Одним словом, умирающий слуга Фирс в конце пьесы – в конце жизни и творчества, как подпись в конце отправленного в вечность письма – "
Самое время вспомнить это, готовясь предстать пред Господом: "
Во всей этой сложной символической палитре есть и ещё одна, важная для Чехова мысль. Как мало будет значить смерть Фирса для его хозяев, так же мало значит и любая другая смерть. Природой она замечена не будет, коснется лишь узкого круга людей из ближайшего окружения.
Как сформулировал писатель это в своей «Записной книжке»: смерть «в жизни человеческой не случай и не происшествие, а обыкновенная вещь». Чехов считал, что это будут тем «обыкновенней», что и при жизни он был удален от людей в своей Ялте, в своей «теплой Сибири». С годами его одиночество всё усиливалось. Так что разница не так уж и велика: раньше он скрывался от всех во флигеле, а теперь…
Одним словом, Чехов утешает нас: вовсе не трагедия это! Обыкновенная и вечная «человеческая комедия».
Всё понимает и всё приемлет Чехов. Ему внутренне близки почти все герои «Вишневого сада». Да и сама ситуация – продажа имения за долги была пережита им в своё время в полной мере. 16-летним юношей он на 3 года был оставлен (забыт!) в таганрогском доме – «присмотреть за вещами», когда семья его бежала от долгов в Москву («В Москву! В Москву!»).
Ему близка психология Ермолая Лопахина, чьи предки были крепостными. Чехов тоже был «выходцем из народа». Он всегда это подчеркивал: «Во мне течет мужицкая кровь». У Лопахина есть родовые черты Чеховых: дед и отец писателя тоже были предприимчивыми и трудолюбивыми людьми. В их семье тоже было принято всё измерять деньгами. Павел Егорович учил, бывало, сына: «Где деньги, там почет, уважение, любовь, дружба и все их блага, а где их нет, ох, как приходится горько!..» – Вот почему, вспоминая свою раннюю юность, Чехов скажет: «Я страшно испорчен тем, что родился, вырос, учился и начал писать в среде, в которой деньги играют безобразно большую роль».
У Чехова, как и у его героя Лопахина, за плечами исковерканное детство с «деспотизмом и ложью» семейного уклада.
Писателю, однако, было известно и то, что дед его, крепостной крестьянин Егор Михайлович, «завидовал барам» не только из-за денег. Он завидовал «не только их свободе, но и тому, что они умеют читать». Завидовал культуре и тянулся к ней. Как Лопахин к вишневому саду.