Антони Иден

На языке документов факты выглядят следующим образом. В связи с усилившимся нажимом Германии на Румынию (Гитлер вымогал у нее важные экономические и политические уступки) английское правительство запросило 18 марта одновременно через советского полпреда в Лондоне и наркома иностранных дел в Москве, "может ли Румыния рассчитывать на помощь СССР в случае германской агрессии, в какой форме и в каких размерах". М. М. Литвинов ответил, что Советское правительство "тоже может чувствовать потребность, прежде чем ответить на запрос Сидса (посол Англии в СССР - В. Т.), знать позицию других государств, в частности Англии". Нарком "выразил удивление, что нашей помощью интересуется Англия, а не Румыния, которая к нам не обращалась и, может быть, даже не желает ее". Однако Советское правительство, стремившееся не упустить ни одной возможности для переговоров с западными державами о совместном сопротивлении агрессии, решило использовать обращение англичан для внесения важного предложения о неотложных мерах по предотвращению агрессии.

Вечером того же дня М. М. Литвинов вызвал Сидса и передал ему советское предложение "немедленно созвать совещание из представителей СССР, Англии, Франции, Польши и Румынии". Нарком объяснил послу, что "из вопросов одного правительства другому о позиции каждого ничего не выйдет, а поэтому необходима общая консультация". Американский историк Флеминг впоследствии так расценил советскую акцию: "Это было то, в чем ощущалась неотложная необходимость". Но это было не то, чего хотели английские деятели. Уже на следующий день министр иностранных дел Англии сообщил советскому полпреду, что он "консультировался с премьером по вопросу о предлагаемой конференции", и они "пришли к выводу, что такой акт был бы преждевременным". Тем самым конкретное, деловое советское предложение о борьбе с агрессией было отклонено английской стороной.

21 марта Сиде вручил М. М. Литвинову проект декларации СССР, Англии, Франции и Польши о том, что эти страны обязуются совещаться о шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления агрессии. Сиде заявил, что "декларация составлена в таких необязывающих выражениях и так лаконично, что вряд ли могут быть серьезные возражения". Такой характер документа меньше всего импонировал Советскому правительству. Однако, следуя принципу "лучше что-либо, чем ничего", правительство СССР на следующий же день уведомило правительство Великобритании, что принимает его предложение. Но английская сторона вначале затянула ответ, а затем сообщила, что вопрос о декларации следует считать отпавшим.

На первый взгляд английская позиция выглядит непоследовательной и непонятной, однако в ней была своя логика. Объяснение ее следует искать в английских источниках того периода. Обратимся к одному из последних. Издатель дневников Кадогана Дэвид Дилкс, говоря, что взгляд Кадогана на Россию "не изменился ни в 1941, ни в 1945 годах", цитирует относящийся к февралю 1939 года документ, подготовленный Кадоганом для Форин оффис: "Бесполезно обсуждать, что опаснее для нас - фашизм или коммунизм. Совершенно ясно, что в данный момент (подчеркнуто Кадоганом. - В. Т.) фашизм более опасен..." И далее Кадоган заявляет: "Я ненавижу коммунизм, практикуемый в России". Это важный документ, ибо он излагает не столько мнение Кадогана, сколько позицию министерства иностранных дел и правительства - перманентную позицию: ее придерживались в 1939 году, в годы антигитлеровской коалиции и в послевоенный период. В ней сочетаются глубокая ненависть к Советскому Союзу и сознание необходимости сотрудничать с ним во имя собственного спасения.

Нельзя не учитывать также, что с каждым днем в Англии и во Франции (в несколько меньшей степени) нарастали требования народных масс объединиться с СССР для отпора агрессии. Чтобы успокоить народные массы, Чемберлен затевал переговоры с Советским правительством, а когда его демарши давали результат, тут же брал свои предложения обратно, ибо он не искал союза с СССР против агрессора, а думал о сговоре с ним против СССР. Английский премьер шел на прямой обман своего народа с целью скрыть истинную позицию правительства. 24 марта Кадоган записал в дневнике: "В 9 час. 45 мин. был на Даунинг-стрит, 10. Премьер-министр беседовал с лейбористами. Он разъяснил им.., что мы не относимся к России прохладно".