Антони Иден

Советское правительство отдавало себе отчет в том, что его партнеры ведут нечестную игру. В. М. Молотов дал понять это в беседе с дипломатическими представителями Англии и Франции в Москве 27 мая. "Отвечая Сидсу и Пайяру, - гласит запись беседы, - т. Молотов начал с заявления, что, ознакомившись с англо-французским проектом, он вынес отрицательное заключение об этом документе. Англо-французский проект не только не содержит плана организации эффективной взаимопомощи СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе, но даже не свидетельствует о серьезной заинтересованности английского и французского правительств в заключении соответствующего пакта с СССР. Англо-французские предложения наводят на мысль, что правительства Англии и Франции не столько интересуются самим пактом, сколько разговорами о нем. Возможно, что эти разговоры и нужны Англии и Франции для каких-то целей. Советскому правительству эти цели неизвестны. Оно заинтересовано не в разговорах о пакте, а в организации действенной взаимопомощи СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе. Участвовать только в разговорах о пакте, целей которых СССР не знает, Советское правительство не намерено. Такие разговоры английское и французское правительства могут вести с более подходящими, чем СССР, партнерами". Вероятно, кое-кому тон этого заявления покажется слишком резким. Однако сейчас в свете опубликованных секретных документов совершенно ясно, что такой тон в разговоре с дипломатами, ведшими двойную игру, был вполне оправдан.

Документы английского правительства рассказывают о том, как обсуждался в Лондоне вопрос о посылке в Москву специального представителя для ведения переговоров. Известно, что Чемберлен лично трижды ходил на поклон к Гитлеру, чтобы достичь Мюнхенского соглашения. Затем он явился в Рим к Муссолини. В СССР для ведения переговоров о создании союза, который был призван спасти мир в Европе, послали рядового чиновника министерства иностранных дел Стрэнга. Если бы английское правительство серьезно относилось к переговорам, оно как минимум должно было поручить их министру иностранных дел. Ведь с советской стороны их вел Председатель Совета Народных Комиссаров. В Москве готовы были принять Галифакса, но он отказался поехать. Когда в английском правительстве обсуждался этот вопрос в июле 1939 года и зашла речь о посылке в Москву министра, Чемберлен заявил, что это "весьма затруднительно", так как "вызвало бы серьезную задержку и было бы унизительным для нас".

В этот период Антони Иден становится сторонником необходимости "тройственного союза между Англией, Францией и Россией на основе полной взаимности", то есть "если Россия подвергнется нападению, Англия и Франция должны прийти ей на помощь, а если Франция или Англия - то Россия оказывает им помощь". Иден считал, что три державы должны помочь и любой другой европейской стране, если она явится жертвой агрессии. В начале мая Иден выступил в палате общин в пользу скорейшего заключения договора с СССР.

Через несколько дней он встретился за обедом с Галифаксом. Разговор за столом касался предполагаемых переговоров. "Почему бы вам, Эдвард, не поехать в Москву и не возглавить делегацию?" - спросил Иден. "Это не принесло бы никакой пользы, - ответил Галифакс. - Не те люди. Абсолютно никакого контакта с ними". Его собеседник напомнил о троекратных визитах Чемберлена к Гитлеру и заметил, что если бы английскую делегацию в Москве возглавил человек высокого ранга, то русские восприняли бы это как свидетельство того, что в Лондоне нет предубеждения к ним. Затем Иден сказал: "Если это будет приемлемо для правительства, я готов сам поехать". Галифакс сделал вид, что идея ему нравится, и обещал доложить о ней премьер-министру. Вскоре Иден узнал, что Чемберлен не согласен на его поездку в СССР.

И все же в Москве благодаря твердости и настойчивости Советского правительства удалось договориться по ряду спорных вопросов. Но в июле представители западных держав поставили (уже в который раз!) переговоры на грань срыва, не желая принять советскую формулировку о "косвенной агрессии" и прибегая в этом вопросе, по словам Молотова, к всевозможным жульничествам и недостойным уверткам. Смысл такого упорства был ясен: они хотели оставить лазейку для агрессора.