— Хорошо, — сказал Антоний спустя несколько дней, раздраженный сверх всякой меры. — Я поведу свою армию и флот ближе к Италии. В Эфес. — Он исподлобья взглянул на Клеопатру. — То есть если у меня будут деньги. Это твоя война, фараон, значит, тебе и платить за нее.
— Я буду счастлива заплатить — при условии, что я стану сокомандующим. Я хочу присутствовать на всех военных советах, хочу иметь слово на советах. Хочу равного статуса с тобой. Это значит, что мое мнение будет более весомым, чем мнение любого римлянина, кроме твоего.
Им овладела огромная усталость. Ну почему вечно какие-то условия? Неужели он никогда не освободится от Клеопатры-повелительницы? Она ведь могла быть такой обворожительной, ласковой, такой хорошей собеседницей! Но каждый раз, когда он думал, что эта ее сторона победила, вдруг проявлялась темная сторона. Клеопатра жаждала власти больше, чем любой мужчина, кого он знал, от Цезаря до Кассия. И все это ради сына Цезаря! Да, он чрезвычайно одаренный мальчик, но рожденный не для власти, — Антоний чувствовал это. Что она будет делать, когда Цезарион откажется от судьбы, уготованной ему Клеопатрой? Она совершенно не понимает мальчика.
И совершенно не понимает римлян, зная близко только двоих. Ни Цезарь, ни Антоний не были типичными римлянами. И она обнаружит это, если будет настаивать на сокомандовании. Чувство справедливости говорило ему, что она должна иметь равные с ним права, поскольку финансирует это предприятие. Но никто из его товарищей не согласится предоставить ей такую привилегию. Антоний открыл было рот, чтобы сказать ей, чего она неминуемо добьется, но потом закрыл, так ничего и не сказав. Суровое выражение ее лица говорило, что она не потерпит возражений. В ее глазах зарождалась буря. Если он попытается намекнуть ей, чего можно ожидать исходя из опыта, последует одна из многочисленных ссор. Родился ли на свет человек, способный справиться с деспотической женщиной, обладающей неограниченной властью? Антоний сомневался. Покойный Цезарь, быть может, но он знал Клеопатру, когда она была еще очень молодой. Вот он действительно имел на нее такое влияние, что она не знала, как выйти из-под него. Теперь, спустя годы, она превратилась в камень. Еще хуже то, что она видела Антония в его самом плохом состоянии, доходившем почти до беспамятства, и воспринимала это как демонстрацию слабости. Да, он мог возразить ей что у нее нет ни армии, ни флота для достижения цели, но на следующий день она снова начинала его изводить.
«Я пойман, — думал он, — увяз в ее сетях, и нет способа освободиться, не отказавшись от попытки получить власть. В каком-то смысле мы хотим одного и того же — уничтожения Октавиана. Но она пойдет дальше, попытается уничтожить сам Рим. Я не позволю ей сделать это, но в данный момент не могу противостоять ей. Я должен выждать, сделать вид, что дам ей все, чего она хочет. Включая и совместное командование».
— Я согласен, — решительно сказал он.
Пусть все будет, как хочет Клеопатра, — на некоторое время. Опыт научит ее. Его штаб отвергнет ее. Но может ли он сам отвергнуть ее? Живя с ней, проводя с ней ночи в одной постели, может ли он ее отвергнуть? Время покажет.
— Ты тоже хочешь командовать, — продолжал он, — ты хочешь быть равной мне на военных советах.
Он чуть не всхлипнул.
— Я согласен, — повторил он.
И этим сжег все мосты. Пусть все будет так, как хочет Клеопатра. Может быть, тогда он обретет покой.
Антоний сразу сел писать письмо Агенобарбу, используя свой теперь уже не существующий титул триумвира. В нем он подробно перечислил свои требования к сенату и народу Рима: полная власть на Востоке, ни в чем не зависящая от сената; право собирать дань так, как он считает нужным, назначать правителей-клиентов, командовать любыми легионами, которые Рим пошлет восточнее реки Дрина; ратификация всех его действий, и еще одна ратификация — земель и титулов, которые он дал царю Птолемею Цезарю, царице Клеопатре, царю Птолемею Александру Гелиосу, царице Клеопатре Селене и царю Птолемею Филадельфу.
— Я назначил царя Птолемея Цезаря царем царей и правителем мира. Никто не может возразить мне. Более того, я напомнил сенату и народу Рима, что царь Птолемей Цезарь — законный сын бога Юлия и его наследник по закону. Я хочу, чтобы это признали официально.
Клеопатра была поражена. Темная сторона ее мгновенно исчезла.
— О, мой дорогой Антоний, они же перепугаются!
— Нет, они наложат в штаны, моя дорогая. А теперь подари мне тысячу поцелуев.
Она стала целовать его, вне себя от радости, что победила. Теперь все исполнится! Антоний начнет войну. Его письмо сенату было ультиматумом.