Антоний и Клеопатра

— Я изымаю это завещание из вашего хранилища, — сказал Октавиан. — И вы никак не сможете помешать мне. Для вашей же безопасности я советую вам молчать о том, что здесь произошло. Если вы скажете кому-нибудь, я не отвечаю за своих германцев, которые не почитают весталок и любят лишать девушек девственности, кем бы они ни были. Ведите себя тихо, дамы. Я говорю серьезно.

И он ушел, оставив удачу Рима всю в слезах.

В первый же удобный день он созвал сенат и пришел туда в очень хорошем настроении. Луций Геллий Попликола, который решил остаться в Риме, чтобы досаждать Октавиану, почувствовал, как у него встали дыбом волосы на затылке и на руках, а по спине потек холодный пот. Что еще приготовил этот маленький червяк? И почему у Планка и Тития такой вид, словно они сейчас лопнут от веселья?

— В течение двух лет я говорил членам этой палаты о Марке Антонии и его зависимости от царицы зверей, — начал Октавиан, стоя перед своим курульным креслом с толстым свитком в правой руке. — Но что бы я ни говорил, я не мог убедить многих из вас, присутствующих здесь, что я говорил правду. Вы все время требуете доказательств. Очень хорошо, у меня есть доказательства! — Он поднял вверх руку со свитком. — У меня в руке последняя воля Марка Антония, и в ней все доказательства, какие только могут потребоваться самым преданным сторонникам Антония.

— Последняя воля? — вскочив, спросил Попликола.

— Да, его завещание.

— Завещание человека священно, Октавиан! Никто не может вскрыть его, пока автор жив!

— Если оно не содержит предательских высказываний.

— Даже в таком случае! Разве можно считать человека предателем за то, что он говорит после своей смерти?

— Да, Луций Геллий. Определенно.

— Это незаконно! Я запрещаю тебе продолжать!

— Как ты можешь остановить меня? Если ты будешь вмешиваться, я велю своим ликторам вышвырнуть тебя. А теперь сядь и слушай!

Попликола огляделся вокруг, увидел лица, на которых было написано крайнее любопытство, и признал свое поражение На данный момент. Пусть это молодое чудовище сделает худшее, но потом… И он сел, зло глядя на всех.

Октавиан развернул завещание, но не стал читать. Он знал его наизусть.

— Я слышал, что большинство из вас называют Марка Антония самым истинным римлянином из всех римлян. Он заботится о процветании Рима, он храбрый, смелый, в высшей степени подходящий для распространения римского правления на весь Восток. Вот почему он просил — и получил! — Восток как свою территорию после Филипп. Это было десять лет назад. В течение тех десяти лет Рим едва видел его, так тщательно и ревностно исполнял он свои обязанности. Или такие из вас, как Луций Геллий Попликола, исполняли бы. Но с какими бы лучшими намерениями он ни поехал на Восток, это было недолго. Почему? Что случилось? Я могу ответить одним словом: Клеопатра. Клеопатра, царица зверей. Могущественная ведьма, занимающаяся оккультным идолопоклонством, познавшая науку любви и ядов. Разве вы забыли царя Митридата Великого, который ежедневно травил себя сотней ядов и принимал сотню противоядий? Когда он попытался убить себя ядом, яд не подействовал. Одному из охранников пришлось заколоть его мечом. Я еще напомню вам, что царь Митридат был дедом Клеопатры. Кровь в ее венах, естественно, враждебна Риму. Они с Антонием впервые встретились в Тарсе, где она очаровала его, но еще недостаточно. Хотя она родила ему двойню, Антоний оставался свободным от нее до зимы этого года, когда весной парфяне вторглись в Сирию. Он присоединился к ней в Александрии, но, когда появились парфяне, он оставил ее. Он должен был выгнать парфян. Но сделал ли он это? Нет! Он уехал в Афины, якобы затем, чтобы наблюдать за моими действиями в Италии. В результате он осадил Брундизий и в свое время заключил Пакт Брундизия, когда женился на моей сестре в доказательство того, что он — римлянин. Она родила ему двух девочек — вовсе не огорчение для того, кто уже имеет сыновей от Фульвии и Клеопатры.

Попликола внезапно замер, скрестив на груди руки. Планк на передней скамье и Титий на среднем ярусе все время ерзали от нетерпения. Октавиан заметил это. Он снова заговорил в полной тишине: