Антоний и Клеопатра

«Антония» и флагман Агриппы «Бог Юлий» первыми вступили в бой, и буквально через несколько минут шесть проворных маленьких либурн зацепили «Антонию» и притянули к себе. Через какое-то время Антоний увидел, что десять из его галер тоже в опасности: к ним тоже «прицепились» либурны. Некоторые горели; не имело смысла таранить и топить их, если огонь все сделает. Солдаты с шести либурн устремились на палубу «Антонии», и Антоний решил покинуть корабль. Он видел, что Клеопатра и ее транспорты вырвались из бухты и под парусами двинулись на юг, подгоняемые северо-западным ветром. Антоний прыгнул в пинас и помчался за ними, лавируя между либурнами.

Никто на борту «Бога Юлия» не заметил эту лодку. Антоний был уже на расстоянии полумили, когда «Антония» сдалась. Луций Геллий Попликола и другие две эскадры Антония быстро сдались без боя, а Марк Лурий, командующий центром Антония, повернул свои корабли и пошел обратно в бухту. Левый фланг под командованием Гая Сосия последовал примеру Лурия.

Это был разгром, посмешище, а не битва. Из более чем семисот кораблей на море столкнулись менее двадцати.

Собственно, это было невероятно до такой степени, что Агриппа и Октавиан пришли к убеждению, что этот самый странный из всех исходов сражений не более чем трюк и что утром Антоний предпримет другую тактику. Поэтому всю ту ночь флот Агриппы лежал на веслах в открытом море, упуская возможность поймать Клеопатру и сорок тысяч римских солдат.

Поскольку на следующий день никакой хитроумной тактики предпринято не было, Агриппа отплыл обратно в Комар, и они с Октавианом пошли посмотреть на пленных.

От Попликолы они узнали шокирующую правду: Антоний дезертировал и последовал за убегающей Клеопатрой.

— Во всем виновата та женщина! — кричал Попликола. — Антоний и не думал драться! Как только с «Антонией» было покончено, он перепрыгнул через борт и погнался за Клеопатрой.

— Невероятно! — воскликнул Октавиан.

— Говорю тебе, я видел это сам! И, увидев, подумал: зачем подвергать опасности своих солдат и экипажи? Мне казалось, что честнее будет сдаться. Я надеюсь, ты оценишь мой здравый смысл.

— Я высеку это на твоем памятнике, — добродушно промолвил Октавиан и обратился к своим германцам: — Я хочу, чтобы его немедленно казнили. Проследите.

Пощадили только Сосия. Аррунтий просил за него, и Октавиан прислушался к его просьбе.

Как выяснилось, Канидий пытался убедить пехоту атаковать лагерь Октавиана, но никто, кроме него самого, не хотел драться. И войска не хотели сворачивать лагерь и идти на восток. Сам Канидий исчез, пока представители легионов вели переговоры о мире с Октавианом. Октавиан отослал иностранных наемников домой, а для римлян нашел землю в Греции и Македонии.

— Я не потерплю, чтобы кто-то из вас отравлял Италию своими рассказами, — сказал Октавиан представителям. — Милосердие — моя политика, но вы никогда не вернетесь домой. Будьте как ваш хозяин Антоний и учитесь любить Восток.

Гая Сосия заставили дать Клятву верности и предупредили, чтобы он не посмел возражать, какой бы ни была излагаемая Октавианом версия событий при Акции.

— Я помиловал тебя при одном условии — молчание до конца дней твоих. И помни, что я в любой момент могу зажечь твой погребальный костер.

— Я хочу прогуляться, — сказал Октавиан Агриппе через две недели после Акция. — И мне нужна компания, так что извинений не приму. Зачистка идет как надо, и ты здесь не нужен.

— Ты всегда впереди всех и всего, Цезарь. Куда ты хочешь пойти?

— Куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда. Тьфу! Вонь дерьма и мочи и столько мужчин — это невыносимо! Я мог бы вынести все это, если бы хоть немного крови было пролито, но этого не случилось. Бескровная битва при Акции!

— Тогда сначала проедем верхом на север, пока не окажемся достаточно далеко от Амбракии, и там подышим.

— Отличная идея.

Они ехали два часа и добрались до бухты Комар. Когда за их спинами сомкнулся лес, Агриппа остановился у ручья. Под лучами солнца вода искрилась, от поросшей мхом земли исходил сладковатый запах.

— Здесь, — сказал Агриппа.

— Здесь негде гулять.

— Я знаю, но вон там я вижу два замечательных камня. Мы можем сесть на них лицом к лицу и поговорить. Поговорить, а не погулять. Разве ты не этого хотел на самом деле?

— Храбрый Агриппа! — засмеялся Октавиан и сел. — Ты прав, как всегда. Здесь покой, уединение, можно подумать. Единственный источник шума — ручей, а это все равно что музыка.

— Я захватил бурдюк разбавленного фалернского вина, которое ты любишь.

— Верный Агриппа! — Октавиан выпил, потом передал бурдюк другу. — Превосходно!

— Выкладывай, Цезарь.