Антоний и Клеопатра

Время шло, и приходили сообщения, что Октавиан в пути. Это побуждало Клеопатру строить все более и более безумные планы. В апреле она приказала волоком перетащить небольшой флот быстроходных военных кораблей через пески из Пелузия в Героонполис на Аравийском заливе. Больше всего теперь ее беспокоила безопасность Цезариона, единственный выход она видела в том, чтобы послать его на Малабарский берег Индии или на большой, грушевидной формы остров Тапробана. Что бы ни случилось, Цезариона надо отослать в такое место, где он повзрослеет. Только полностью созревшим мужчиной может он вернуться и победить Октавиана. Но не успел флот встать на якорь в Героонполисе, как набатейский Малх сжег все галеры до единой. Это не остановило Клеопатру, она переправила еще несколько кораблей в Аравийский залив, но уже в Беренику, где Малх не мог до них добраться. С ними шли пятьдесят самых верных ее слуг с приказом ждать в Беренике, пока не прибудет фараон Цезарь. Потом они должны будут плыть в Индию.

Поскольку было невозможно возродить Союз неподражаемых, Клеопатра задумала создать Союз смертников. Цель была та же – веселиться, пить, есть, а главное – хоть на несколько часов забыть о стремительно настигающей их судьбе. Однако это общество, как и следовало из названия, было всего лишь бледной тенью прежнего разгульного Союза неподражаемых. Пустое, натужное, безумное.

Антоний оставался трезв, несмотря на умеренное употребление вина, ибо предпочитал проводить время с легионами, тренируя солдат, совершенствуя их мастерство. Цезарион, Курион и Антилл всегда находились при нем, когда он был в таком воинственном настроении. У них не было желания становиться членами Союза смертников. Они были в том возрасте, когда смерть представляется чем-то невероятным. Любой может умереть, но только не они.

В начале мая из Сирии пришло сообщение, которое потрясло Антония. Еще на пути в Афины он обнаружил сотню римских гладиаторов, оказавшихся на Самосе, и нанял их, чтобы они сразились в победных играх, которые он был намерен устроить после разгрома Октавиана. Он заплатил им и дал два корабля, но Акций нарушил его планы. Услышав о поражении Антония, гладиаторы решили ехать в Египет и драться за него там, но не на арене, а как настоящие солдаты. Они доехали до Антиохии, где их задержал Тит Дидий, новый наместник, поставленный Октавианом. Потом прибыл Мессала Корвин с первыми легионами Октавиана и приказал их всех распять. Таким способом Корвин хотел сказать, что любые гладиаторы, сражающиеся на стороне Марка Антония, – рабы, а не свободные люди.

По какой-то причине, непонятной Клеопатре, эта печальная новость подействовала на Антония так, как не подействовали события при Акции и Паретонии. Несколько дней он безутешно плакал, а когда пароксизм горя прошел, Антоний, казалось, утратил интерес и волю к борьбе. Наступила депрессия, но под маской лихорадочного веселья на пирушках Союза смертников, которые он посещал регулярно, напиваясь до бесчувствия. Легионы были забыты, египетская армия забыта, и когда Цезарион напоминал ему, что он должен образумиться и сохранить боевой дух в обеих армиях, Антоний не обращал на него внимания.

Именно в этот момент жрецы и номархи Нила от Элефантины до Мемфиса – тысяча миль – пришли к фараону Клеопатре и предложили биться насмерть до последнего египтянина. «Пусть весь Египет по Нилу встанет на защиту фараона!» – кричали они, стоя на коленях и уткнувшись лбами в золотой пол ее зала для аудиенций.

Решительная, несгибаемая, она всем отказывала, и наконец они отправились домой в отчаянии, убежденные, что римское правление будет концом Египта. Но ушли они, только увидев ее слезы. Нет, плакала она, она не превратит Египет в кровавую баню ради двух фараонов, в жилах которых едва ли течет египетская кровь.

– Эту бессмысленную жертву я не могу принять, – сказала она, плача.

– Мама, ты не имела права отказать им без меня, – упрекнул ее Цезарион, когда узнал об этом. – Мой ответ был бы таким же, но, не потребовав моего присутствия, ты лишила меня моих прав. Почему ты думаешь, что твое поведение избавляет меня от боли? Оно не избавляет. Как я могу править сам, если ты все время отстраняешь меня? Мои плечи шире твоих.