Антоний и Клеопатра

– Между нами, Цезарь, нет. Двор неспокоен с тех пор, как Пакор появился в Сирии. Я предсказываю, что сменится много парфянских царей, прежде чем закончится твое царствование.

– Они будут соблюдать договор?

– Да, безусловно. Он дает им возможность справляться с претендентами на трон.

Армения ослабела со времен сражения при Акции. Октавиан начал изнурительный поход вверх по Евфрату до Артаксаты, за ним следовали пятнадцать легионов, думая, что этот марш никогда не кончится. Но это было в последний раз.

– Я передал ответственность за Армению царю парфян, – сказал Октавиан мидийскому Артавазду, – при условии, что он останется на своей стороне Евфрата. С твоей частью мира нет полной определенности, потому что она лежит к северу от верховьев Евфрата, но согласно договору граница пролегает между Колхидой на Эвксинском море и Матианским озером. Что дает Риму Каран и земли вокруг горы Арарат. Я возвращаю тебе твою дочь Иотапу, царь мидян, потому что она должна выйти замуж за сына царя парфян. Твой долг – сохранить мир в Армении и Мидии.

– Все сделано, – сообщил Октавиан Прокулею, – я цел и невредим.

– Ты не должен был сам идти в Армению, Цезарь.

– Правильно, но я хотел своими глазами увидеть расположение страны. В последующие годы, когда я буду сидеть в Риме, мне может пригодится знание восточных земель. Иначе какой-нибудь новый воин, желающий прославиться, сумеет обмануть меня.

– Никто никогда этого не сделает, Цезарь. Как ты поступишь со всеми царями-клиентами, которые были на стороне Клеопатры?

– Конечно, не потребую от них денег. Если бы Антоний не пытался обложить налогом доходы этих людей, которых у них нет, все могло бы повернуться по-другому. Антоний прекрасно распределил территории, и я не вижу необходимости менять что-либо просто из желания показать свою власть.

– Цезарь – загадка, – сказал Статилий Тавр Прокулею.

– Почему, Тит?

– Он ведет себя не как завоеватель.

– Я не думаю, что он считает себя завоевателем. Он просто соединяет куски мира, чтобы передать их сенату и народу Рима как нечто целое, завершенное.

– Хм! – усмехнулся Тавр. – Сенату и народу Рима, как бы не так! Он никогда не выпустит из рук вожжи. Нет, меня озадачивает, старина, как он намерен править, поскольку править ему придется и дальше.

Он уже пятый раз был консулом, когда встал лагерем на Марсовом поле с двумя любимыми легионами – двадцатым и двадцать первым. Здесь он должен был оставаться, пока не отметит свои триумфы, всего три: за завоевание Иллирии, за победу при Акции и за войну в Египте.

Хотя ни один из трех не мог соперничать с некоторыми триумфами прошлого, каждый из них перещеголял всех предшественников в плане пропаганды. В его живых картинах Антониев изображали престарелые гладиаторы, еле волочившие ноги, а Клеопатр – гигантские германские женщины, которые вели своих Антониев в ошейниках и на поводках.

– Замечательно, Цезарь! – сказала Ливия Друзилла после триумфа за Египет, когда ее муж пришел домой после щедрого угощения в храме Юпитера Всеблагого Всесильного.

– Да, я тоже так думаю, – ответил он, довольный.

– Конечно, некоторые из нас помнят Клеопатру еще со времени ее пребывания в Риме и были поражены тем, как она выросла.

– Да, она высосала силу из Антония и стала как слон.

– Какое интересное сравнение!

Потом началась работа – самое любимое занятие Октавиана. Он выдвинулся из Египта, имея семьдесят легионов – астрономическое количество, и только золото из сокровищ Птолемеев помогло им без особых трудностей покинуть эту страну. После тщательного обдумывания Октавиан решил, что в будущем Риму понадобится не более двадцати шести легионов. Ни одного легиона не оставит он в Италии или Италийской Галлии, а это значит, что ни один амбициозный сенатор, вознамерившийся занять его место, не будет иметь войска под рукой. И наконец, эти двадцать шесть легионов составят постоянную армию, которая будет служить под орлами шестнадцать лет и под флагами еще четыре года. Остальные сорок четыре легиона он расформировал и расселил по всему периметру Нашего моря, на землях, конфискованных у городов, которые поддерживали Антония. Эти ветераны никогда не будут жить в Италии.

Сам Рим приступил к преобразованиям, обещанным Октавианом: от кирпича к мрамору. Каждый храм был заново покрашен в свои цвета, площади и сады сделались еще красивее, а все привезенное с Востока – дивные статуи и картины, потрясающая египетская мебель – пошло на украшение храмов, форумов, цирков, рыночных площадей. Миллион свитков поступил в общественную библиотеку.