Антоний и Клеопатра

Дорогой мой Антоний, мы в тупике. Мои легионы отказываются сражаться с твоими, а твои – с моими. Они говорят, что принадлежат Риму, а не какому-нибудь одному человеку, пусть даже и триумвиру. Дни огромных премий, говорят они, прошли. Я согласен с ними. После Филипп я понял, что мы больше не можем выяснять наши разногласия, идя войной друг на друга. Мы можем иметь imperium maius, но для осуществления этих полномочий у нас должны быть солдаты, которые хотят сражаться. А их у нас нет.

Поэтому вот мое предложение, Марк Антоний: пусть каждый из нас выберет одного человека как своего представителя, чтобы попытаться найти выход из этого тупика. В качестве нейтрального участника, которого мы оба считаем справедливым и объективным, я предлагаю Луция Кокцея Нерву. Если ты не согласен с моим выбором, назови другую кандидатуру. Моим делегатом будет Гай Меценат. Ни ты, ни я не должны присутствовать на этой встрече, чтобы эмоции не взяли верх.

– Хитрая крыса! – крикнул Антоний и, смяв письмо, швырнул его на пол.

Планк поспешно поднял его, расправил и прочитал.

– Марк, это логичное разрешение трудной ситуации, в которой ты оказался, – запинаясь, проговорил он. – Подумай, пожалуйста, где ты находишься и с чем ты столкнулся. То, что предлагает Октавиан, может оказаться бальзамом для ваших израненных чувств. В самом деле, для тебя это хороший выход.

Несколько часов спустя Гай Асиний Поллион, прибывший на полубаркасе из Бария, повторил то же самое.

– Ни мои люди не будут драться, ни твои, – прямо сказал он. – Что касается меня, я не могу заставить их передумать, и твои тоже не передумают, а по всем донесениям, у Октавиана та же проблема. Легионы решили за нас, и мы должны найти достойный выход из этого положения. Я пообещал своим людям, что организую перемирие. Вентидий сделал то же самое. Уступи, Марк, уступи! Это не поражение.

– Все, что дает Октавиану возможность избежать смерти, – это поражение, – упрямо сказал Антоний.

– Чепуха! Его войска так же настроены против того, чтобы сражаться, как и наши.

– У него даже не хватает смелости лично встретиться со мной! Все должны сделать представители вроде Мецената. Чтобы избежать взрыва эмоций? Я покажу ему взрыв эмоций! Мне все равно, что он говорит, я буду присутствовать на этом маленьком совещании!

– Антоний, его на встрече не будет, – сказал Поллион, обернувшись к Планку и закатив глаза. – У меня есть предложение намного лучше. Согласись с ним, и я пойду как твой представитель.

– Ты? – не веря своим ушам, воскликнул Антоний. – Ты?!

– Да, я! Антоний, я уже восемь с половиной месяцев консул, но у меня не было возможности поехать в Рим и получить консульские регалии, – раздраженно сказал Поллион. – Как консул, я выше по рангу Гая Мецената и жалкого Нервы, вместе взятых! Неужели ты думаешь, что я позволю этому проныре Меценату одурачить меня? Ты действительно так думаешь?

– Наверное, нет, – ответил Антоний, начиная сдаваться. – Хорошо, я соглашусь. На определенных условиях.

– Назови их.

– Условия такие: я смогу войти в Италию через Брундизий, а тебе разрешат поехать в Рим, чтобы беспрепятственно официально вступить в должность. Я сохраню мое право вербовать солдат в Италии, а ссыльным разрешат немедленно вернуться.

– Не думаю, что какое-то из этих условий станет проблемой, – заметил Поллион. – Садись и пиши, Антоний.

«Странно, – думал Поллион, двигаясь по Минуциевой дороге в Брундизий, – что я всегда оказываюсь там, где принимаются важные решения. Я был с Цезарем – с божественным Юлием! – когда он переходил Рубикон, и был на том острове на реке в Италийской Галлии, когда Антоний, Октавиан и Лепид согласились разделить мир. Теперь я буду участником следующего памятного события. Меценат не дурак, он не станет возражать. Какая необычайная удача для историка современности!»