Конечно, все было не так просто. Некоторые пращники посчитали, что меньший снаряд труднее бросать, а некоторые не хотели признавать его преимущество. Но постепенно даже самые упрямые научились бросать свинец и перешли на новый вид оружия. Пришлось также модифицировать саму пращу, ибо тренировки показали, что от свинцового шара она быстрее изнашивается, чем от камня.
Потом прибыли еще полторы тысячи пращников из Амасеи и Синопы, ожидали их и из Амиса, который находился дальше. Полемон не был дураком, он правильно рассчитал, что чем щедрее он будет и чем быстрее выполнит просьбу Вентидия, тем больше окажется его прибыль.
Пока пращники тренировались, Вентидий не бездействовал. Он не всем был доволен. Новый наместник провинции Азия Луций Мунаций Планк обосновался в Пергаме, далеко к северу от Ликии и Карии, где находился Лабиен. Но житель Пергама, которому платил Лабиен, разыскал Планка и убедил его, что Эфес пал, а Пергам – следующая цель парфян. Не очень храбрый и склонный следовать ложным советам, Планк в панике быстро собрался и убежал на остров Хиос, послав сообщение Антонию, все еще находящемуся в Риме, что Лабиена невозможно остановить.
«И все это, – писал Вентидий Антонию, – пока я занят тем, что высаживаю пятнадцать легионов в Эфесе! Этот человек болван, трус, ему нельзя доверять войско. Я не стал ему писать, считая это напрасной тратой времени».
«Молодец, Вентидий, – хвалил его Антоний в ответном письме, которое тот получил, когда его армия была уже готова к маршу. – Я признаю, что назначил Планка наместником, чтобы он не путался у меня под ногами, как и Агенобарба в Вифинии, разве что Агенобарб не трус. Пусть Планк остается на Хиосе, там великолепное вино».
Прочитав письмо, Силон хихикнул:
– Отлично, Вентидий, за исключением того, что провинция Азия остается без правителя.
– Я подумал об этом, – самодовольно ответил Вентидий. – Поскольку Пифодор из Тралл теперь зять Антония, я позвал его в Эфес. Он сможет собрать дань и налоги от имени папы-тестя Антония и послать их в казну в Рим.
– О-о-о! – протянул Силон, широко открыв свои странные глаза. – Сомневаюсь, что это понравится Антонию. Он приказывал присылать все ему.
– Я такого приказа не получал, Силон. Я верен Марку Антонию, но прежде всего я верен Риму. Дань и налоги, собранные от имени Рима, должны идти в казну. То же самое с трофеями, которые мы добудем. Если Антоний хочет жаловаться – пожалуйста. Но только после того, как мы побьем парфян.
Вентидий чувствовал свою силу, ибо вожди Галатии, оставшиеся без лидера, собрали всех кавалеристов, каких сумели найти, и пришли в Эфес с желанием показать этому неизвестному римскому военачальнику, на что способны хорошие конники. Их было десять тысяч, все слишком молодые, потому не принимавшие участие в сражении у Филипп, все озабоченные тем, чтобы оградить свои прекрасные пастбища от налетов Квинта Лабиена, находящегося в опасной близости.
– Я поеду с ними, но торопиться не стану, – сказал Силону Вентидий. – Твоя работа – быстро вести пехоту со скоростью не меньше тридцати миль в день. Я хочу, чтобы легионы шли прямо к Киликийским воротам. То есть к верховью реки Меандр и через северную часть Писидии в Иконий. Иди по караванной тропе, оттуда по югу Каппадокии, оттуда по римской дороге, которая ведет к Киликийским воротам. Это марш в пятьсот миль, и у вас двадцать дней. Понятно?
– Абсолютно, Публий Вентидий, – ответил Силон.
Римский командир обычно не ездил верхом. Большинство по ряду причин предпочитали идти пешком. Во-первых, так удобнее. У человека на коне затекают ноги, потому что для них нет опоры и они свободно болтаются. Во-вторых, пехоте нравилось, когда командиры шли вместе с солдатами. Так они оказывались на одном уровне с ними и буквально, и метафорически. В-третьих, это сдерживало кавалерию. Римские армии в основном состояли из пехоты, ценимой больше, чем кавалерия, которая за прошедшие столетия перестала быть римской и сделалась вспомогательной силой, конников поставляли галлы, германцы и галаты.