Антонов коллайдер

Брюнетка нехотя перевела взгляд на меня. Глаза у неё были по последнему писку пластической хирургии: левый – обычный славянский, а правый – узкий азиатский (даже биомода демонстрировала тесную дружбу наших народов). Сначала девушка дежурно мне улыбнулась, но после обратила внимание на мой новый глаз – и по лицу её проползла скользкая змейка отвращения (видимо, я выглядел совсем неважно). Поколебавшись секунду-другую, она дотронулась тонким указательным пальцем до мочки уха, дождалась ответа и заговорила:

– Матвей Александрович, курьер пришёл… Хорошо, сейчас проведу.

Ещё раз нажала на мочку уха, чуть слышно недовольно вздохнула и встала из-за стола.

– Пройдёмте, пожалуйста.

Я двинулся за ней через огромный пустой холл, в котором кое-где были расставлены странные кинетические фигуры – антропоморфные тела, созданные из неизвестного мне полупрозрачного материала. Когда мы проходили мимо, они автоматически оборачивались в нашу сторону и тянули к нам длинные руки, при этом их гримасы менялись от грустных к радостным, от умиротворённых к свирепым. Выглядела эта инсталляция устрашающе, особенно после пережитого, но я старался не подавать виду и следовал за брюнеткой, сконцентрировавшись на её красивом молодом теле, упрятанном в узкое белое платье. На её шее, сзади, аккурат под каре, располагался маленький, еле заметный овальный выступ. Я знал, что это за штука: нажав на неё, разработчик (и только он, ведь система распознавала гостя посредством двухфакторной идентификации – по отпечатку пальца и специальной голосовой команде) мог деактивировать андроида, переведя его в спящий режим и получив доступ к заводским настройкам. В общем, брюнетка была дорогущим китайским биороботом, совсем как Наталья – не удивлюсь, если моя же корпорация её и собирала. Я вспомнил, как она меня встретила: холодная отстранённость, наглый взгляд, пренебрежение и даже отвращение. И понял, что этот психотип был заложен в машине сознательно: он придавал характеру особое правдоподобие. Ведь только человек мог быть столь нерационален и противоречив: встречая гостя, явно и намеренно не проявлять к нему ни малейшего уважения и даже, наоборот, всем видом это самое уважение отрицать. Уж очень естественно – того и добивались.

Мы пересекли холл и остановились у широкой двери, которая практически полностью сливаясь со стеной, была совершенно незаметна издалека. Едва робот дотронулась до её поверхности, створки бесшумно разъехались в стороны, и мы вошли внутрь. В центре амфитеатра была огромная сцена-платформа. По периметру её сидели преимущественно молодые люди в одинаковых светлых кимоно – прямо на полу, в позе лотоса или подложив под себя одну ногу – и наблюдали за происходящим в середине сцены. Здесь стоял адресат – большой грузный человек – и что-то еле слышно, медитативно говорил собравшимся. Лица его я не видел, но плотное чёрное кимоно с тёмно-бордовым поясом выдавало приходского учителя (или, как говорили ортодоксальные верующие, Мастера). Эта светско-религиозная профессия появилась лет двадцать назад, когда наша церковь официально объявила о синтезе двух религий – православия и даосизма, который (спасибо мигрантам) в последние годы всё увереннее распространялся на территории РНКР. Такой поворот событий на самом деле был вполне логичен. Церковь знала, как угодить власти: глобальное воссоединение с Китаем несло стране новую национальную идею («Пора забыть о западном сиюминутном и вернуться к восточному вечному»), закрепить её следовало не только законом мирским, но и промыслом Божьим. Кроме того, таким образом церковь поддерживала сложившийся протекторат Дракона и драгоценного КриптоЮаня. Во время и после Великой Антизападной войны мир рядового гражданина кардинальным образом менялся, а вместе с ним трансформировалась и вера.

Один из сидящих ко мне лицом чуть заметно поднял руку и жестом поманил к себе. Я кивнул и, обойдя сцену против часовой стрелки, аккуратно, стараясь не мешать аудитории, присел рядом с ним, молодым худощавым парнем с короткой стрижкой и босыми ногами. Отсюда мне открылось лицо Мастера: оно было тяжёлым и текстурным, будто поверхность Марса, изрытая сотнями глубоких каналов, по которым когда-то струилась жизнь, но сейчас высохших до основания. Клиновидная седая борода делала его похожим то ли на старорусского барина, то ли на китайского учителя кунг-фу. Глаза Мастера, ещё крепкого как телом, так и духом, были закрыты, а губы беззвучно шептали неведомые молитвы, мантры и заклинания. Спустя несколько минут он словно ожил: распахнул веки и заговорил, причём неожиданно раскатисто и громогласно, чеканя каждое слово своего манифеста подобно актёру из старых советских фильмов: