В висках гудело. Отдышавшись, я вытащил из внутреннего кармана куртки свой личный росфон – классический биопластиковый
Наталья ответила практически сразу.
– Антон, что случилось? Почему с вами пропала связь? Где ваша линза?
– Линза… Где линза… Этот вопрос волнует и меня самого. Короче, у меня её больше нет.
– Как такое возможно?
Я не ответил.
– Антон, что случилось?
– Наталья, вы прекрасно знаете, что случилось. Вы видите всё, что вижу я. Точнее, видели.
Это была чистая правда. Все сотрудники корпорации знали, что работодатель потенциально следит за каждым из них – через эту самую линзу, видя всё, что видит курьер, от первого лица. Юридически такого права у компании не было – в трудовом договоре об этом ни слова, – но по факту они следили за каждым нашим шагом, мониторя перемещение по маршруту, встречи с адресатами, а возможно, и личную жизнь. Каждый из нас это прекрасно понимал, но ничего поделать не мог: все дорожили работой, ведь, как я уже говорил, в эру тотальной безработицы и перманентной бедности за неё платили хоть какие-то деньги.
– О чём вы, Антон?
– Вы знаете о чём. Вы идентифицировали тех двоих, что на меня напали?
– Антон, что с вами? Вы случаем не принимали какие-либо запрещённые препараты?
Хитрый робот. Она играет со мной в корпоративные игры, на которые её запрограммировали, и делает это виртуозно. Таким мастерством обладают политики с бизнесменами, возведшие умение отвечать вопросом на вопрос в абсолют. Люди обучили играм разума и машины, и те обошли их в этом древнем ремесле в два счёта.
«С волками жить – по-волчьи выть», говорил мой дед по отцу, которого я никогда не видел и знал лишь по папке сохранившихся фотографий и этой фразе, что любил цитировать отец. Я выдохнул и, проигнорировав вопрос Натальи, продолжил наступление:
– Мне необходимо вернуть мой глаз. А вам – вашу чёртову линзу. Сейчас у нас нет ни того, ни другого. А у оставшихся шести адресатов нет информации, которая для них предназначена.
– Антон, не беспокойтесь, наши клиенты получат всё, что им положено получить.
– Да, но получат ли в срок?
На том конце повисла короткая пауза. Я представил, как в считаные секунды металлический мозг робота совершает триллионы вычислительных операций. А может, это была лишь имитация заминки и искусственный интеллект давно знал ответ на мой вопрос.
Наконец Наталья произнесла:
– Антон, что всё-таки произошло?
Я нервно хихикнул.
– Ок, давайте официально. Двое неизвестных напали на меня у дома предыдущего адресата. Привезли сюда. Вырезали глаз с линзой. И вставили вместо него другой глаз. Глаз другого, блядь, человека.
Последние слова я выговорил с дрожью в голосе.
– Где вы сейчас находитесь?
Я обернулся вокруг своей оси.
– Какая-то бывшая промзона. Без опознавательных признаков. Я просто поднялся наверх из тех катакомб, где меня бросили.
– Сигнал с вашей линзы был оборван более получаса назад в бывшем Индустриальном квартале. Четвёртый Сыромятнический переулок, десять, метро «Курская». Значит, в данный момент вы находитесь там же. Можно сказать, вам повезло: следующий адресат совсем близко.
– Но зачем мне адресат, когда у меня нет линзы?! – прорычал я, потеряв терпение. Тупая железяка!
– Антон, утраченная вами линза имеет актуальную версию прошивки девять точка два. Начиная с четвёртой версии устройство совершает регулярный автоматический бэкап информации в определённый участок головного мозга носителя. Это делается на случай возможной неисправности линзы и других незапланированных ситуаций. Например, таких, как эта. Прямо сейчас мне необходимо произнести речевой алгоритм – кодовую фразу, чтобы активизировать в вашей ЦНС процесс восстановления информации. Вы готовы?
Я опешил.
– Но почему никто мне об этом не сказал?
– Антон, пункт четырнадцать один семь вашего трудового договора допускает введение новых функций в ходе регулярных обновлений прошивки устройства без уведомления носителя. Зачитать?
– Нет… Не надо тратить наше общее время. Я и так уже, похоже, опаздываю. Давайте уже закончим этот ёбаный день. Говори кодовую фразу.
– А что ты для меня за это сделаешь, ковбой?
Далеко не сразу я сообразил, что сказанная Натальей фраза и была кодом. Мной овладело странное чувство, отдалённо напоминающее эффект дежавю: в недрах сознания зародилась не пойми откуда взявшаяся мысль: «Будущее светло и прекрасно…», которая, по принципу цепной реакции, начала вытаскивать на бурлящую поверхность разогретого мозга другие, новые мысли. Я почти физически ощущал, как речевое облако слов и фраз настойчиво занимает всё свободное пространство в моей черепной коробке. Голову сдавило, сжало до ярко выраженной боли. Так бывало во время острых приступов мигрени, которыми я страдал в старших классах уральской гимназии.