Кляпа во рту я не чувствовал, зато левый глаз был больно перетянут – возможно, тем самым кляпом. От этой мысли мне тут же стало хуже. Руки были свободны – предусмотрительные «хирурги» позаботились о том, чтобы я остался жив или хотя бы постарался не умереть. Зрение было расфокусировано: видел я правым глазом мутно, но отчётливо слышал поблизости прерывистое бульканье незакрытого крана. Этот звук заставил меня собрать все имеющиеся осколки воли и попытаться встать. Предприняв бесконечно тяжкое усилие, я умудрился сесть и дрожащими руками начал развязывать мокрую от пота и крови повязку – сначала медленно, а потом всё быстрее, превозмогая боль, которая брала начало в области глаза и распространялась по всему черепу, отдавая в затылок. Я закончил, тяжело выдохнул и постарался открыть глаз. Разлепить его удалось с резкой болью, так что непроизвольно вскрикнул. Но главное, что глаз у меня был и я им видел (а ведь точно помнил, как мне его вырезали). Обнаружив себя в полумраке всё того же подвала, я огляделся по сторонам и не увидел ничего, кроме ободранных стен, небольшого покосившегося стола для инструментов и грязного умывальника с разбитым зеркалом. С трудом поднявшись с койки, добрёл до раковины, повернул ржавый кран и жадно приник иссохшими губами к скромно текущей струйке холодной воды. Напившись, отдышался и посмотрел на себя в зеркало. Дела были плохи, но всё же мне повезло: они вшили мой глаз на место и, видимо, обкололи всю левую часть лица сильными обезболивающими, которые трансформировали адские страдания в тупую, ноющую боль – так порой раскалывается голова наутро после большой попойки, когда накануне смешано всё, что смешивать запрещено. Чувствуешь себя да и выглядишь ужасно херово, но жить можно.
Линзы, разумеется, в глазу уже не было, по крайней мере, контента я не видел. Но как они избавились от неё после удаления глаза? Мне было известно, что линзу нельзя поставить или снять без специального лицензионного софта, который, основываясь на скане отпечатка глаза, вшитого в ваш
…И тут мне стало по-настоящему плохо. По телу пробежала дрожь, безумно захотелось пить. Но больше всего пугало то, что происходило с мозгом: он метался будто летящий по заледенелой трассе автомобиль с вусмерть пьяным водителем. У мозга отобрали дорогую любимую игрушку, с которой он в последнее время буквально сросся. Вспомните, что происходит с маленькими детьми, когда у них забирают из рук росфоны. Или со взрослыми, когда их гаджеты, изнурённые постоянным месседжингом в соцсетях и пользовательской активностью на порноресурсах, неожиданно вырубаются от перегрева или слабой батареи. Тогда-то и начинаешь понимать, кто кого
Задыхаясь, я снова открутил заржавелый кран и, дождавшись, когда грязно-коричневый цвет воды более-менее пройдёт, жадно впился в струю. Утолив жажду, постарался аккуратно, насколько это было возможно в моём состоянии, промыть пострадавшее веко, а после ополоснуть и всё лицо. Каждое движение давалось с болью, но после того, что мне пришлось испытать, она казалась вполне себе нормальной.
А потом я понял…
Это был не мой глаз.
Об этом говорило не только отсутствие контента на сетчатке, но и цвет радужки, который я разглядел, приблизившись к зеркалу, – мутно-серый вместо болотно-зелёного.
Они вырезали мой глаз.
Вырезали и вставили новый.
Надо выбираться из этого адского места.
Во что бы то ни стало…
Сейчас!
Ободранная железная дверь «операционной» открылась без сопротивления. Впереди меня ждал узкий, подсвеченный мигающими от перепадов напряжения лампами коридор, в конце которого виднелась винтовая лестница. Грузно взбираясь по ней, я думал, что же делать дальше – куда идти, кого искать и искать ли вообще, – и, когда восхождение привело меня к ещё одной двери, за которой я наконец увидел солнечный свет, в голове сам собой сложился план действий.
Я оказался на территории разрушенного индустриального кластера, одного из тех, которые когда-то – ещё до моего рождения – составляли прочную производственную основу прежде великой страны, но в последнее десятилетие прошлого века были заброшены и разворованы, а ещё позже – в начале нынешнего – стали пристанищем для независимых творцов и модных брендов. Сегодня они снова гнили и пустовали. Денег на реконструкцию, поддержание и даже на уничтожение этих территорий у правительства не было, как не было и того малого и среднего бизнеса, который мог бы обжить эти перспективные некогда площади: власть уже давно и безжалостно его задушила, отменив свободную торговлю, монополизировав рынок и пустив на него лишь крупнейшие китайские корпорации, к коим относилась и