— Да ничего. Просто будешь топтаться, как осел вокруг колышка, вбитого в землю, и помрешь с ним рядышком. Ничего не увидишь, ничего не узнаешь, а главное — не почувствуешь.
— А что почувствовать-то можно?
— Ты девчонку жалил?
— Ну, не то чтобы жалил. Передергивала мне одна.
— Дергала, значит?
— Ага.
— Понравилось?
— Да, — мечтательно ответил я.
— Так вот, если проснешься, будет казаться, что все девки мира всю жизнь балду тебе и наяривают. А ты будто кончаешь не прекращая, то направо, то налево, а сам не кончаешь.
— Это как? Кончать — и не кончая!
— Да как я тебе объясню-то? Антон, это просыпаться надо.
— То есть если я проснусь, мне хорошо будет?
— Не то что хорошо — ВЕЛИКОЛЕПНО. Персонажи из твоего сна никак тебя трогать не будут от слова совсем. Ты их даже не заметишь, а они, если ты сам им попадешься на глаза, не тронут. Не поймут, а раз не поймут, то зачем им с тобой связываться? Ты им, значит, снишься, а они тебе нет. Будешь их видеть такими, какие они есть.
— А какие они?
— Слепые котята с отмычкой в виде боли в руках. Ищут они, значит, дверь в болоте собственных нечистот и боятся то ли проснуться, то ли так и умереть, не пробудившись. Вот такие они, братец, герои твоего сна.
— А если я проснусь, то один останусь? Это так получается?
— О-о-о-о, это ты не один останешься, а в контакте со всем миром. Это больше, чем обнимашки с одной девчонкой, это ты весь мир будешь обнимать, а он тебя. Все девчонки на планете обнимают тебя, а ты их — прикидываешь, сколько любви?
— Звучит классно.
— И это только пять процентов от того, что ты будешь чувствовать.
— Как мне теперь быть с тем, о чем ты мне рассказал?
Мужик как лежал неподвижно, так и продолжал лежать, только я что-то издергался. Соблазнительную картину Петрович мне описал, так хорошо разрекламировал, что больше совсем не хотелось спать.
— Вот смотри, Антон. Если тебе больно по жизни, то, считай, отмычка у тебя в руках, осталось дверь найти. Дверь, как правило, это твои желания, не выдуманные, а твои, настоящие. Те, на которые ты реагируешь. Если в груди горячо, как в печке, то твое желание, если холод, то не твое это, братец. И вот когда ты поймешь, чего хочешь, так теперь тебе про это нужно забыть. Не желать и все, успокоиться, и потихонечку отмычкой в замочную скважину вставить. Главное, не торопиться, а потихонечку. Усек? Ты видел святых людей? Они же спокойные, будто их кочергой огрели, потому что отмычкой не торопясь орудовали. И когда дверь желаний взломаешь, будешь жить в состоянии эйфории, ничего тебе не нужно будет, а делать-то будешь что надо. Такой парадокс, братец.
— Получается, если я боль испытываю, значит, отмычка у меня уже в руках?
— Получается, в руках, главное, не просри возможность. Обычно как отмычка в руках, страшно становится, очко жмет, вот почему с отмычкой не все жить умеют. Вот/Но если с ней умеешь спокойно обращаться, то и проснуться сможешь.
— А у тех, у кого нет боли, и отмычки нет?
— Да забыли они про отмычку, просто долбятся в дверь со всей дури и радуются искрам над головой.
— Если плохо тебе, братец, запомни: это возможность. Бери и потихонечку-полегонечку взламывай дверь своих желаний. И трать все деньги, до последнего рубля. Иначе беда. А на сейчас все, давай спать, заболтались мы с тобой что-то.
32
В комнату вгрызлась тишина. Вместо привычного для себя потолка с желтыми потеками я обнаружил металлическую сетку с матрасом. Надо мной висела кровать. От неожиданности я испытал панику и закрутил головой. Петрович все так же лежал неподвижно слева от меня. Он спал. Двухъярусная кровать моего соседа обзавелась еще одним постояльцем сверху. Голова и рука нового гостя висели на краю.
Пытаясь взять себя в руки, я изучал незнакомца. Его нос был сильно вмят в лицо. Или этого парня часто дубасили, или однажды в него врезался автобус, такая плоская у него была физиономия. Что Петрович, что Пекинес — так я назвал недавно прибывшего — не издавали никаких звуков, словно кто-то выкрутил на минимум громкость. Вспоминая вчерашний разговор с Петровичем, я даже как-то возгордился из-за того, что я время от время испытываю чувство боли.
"Значит, отмычка у меня уже в руке”, — подумал я.