Антракт в овраге. Девственный Виктор

– Я думала, что тут гораздо лучше. Воспоминания детства обманчивы, как всякие воспоминания. Они рисовали мне этот дом и сад раем.

Вадим Алексеевич обнял жену.

– Мы оба преувеличивали: ты – прелесть этого убежища, я – его неудобства. Конечно, все зависит от того, как на это посмотреть, но я думаю, что истина была как раз посредине наших с тобою мнений. Мы оба сделали теперь уступки и, знаешь, мне кажется, что мы оба даже отдохнули.

– Может быть, но мне все-таки грустно терять еще одну иллюзию.

Воспитание Нисы

I.

У Нисы были коротко, как у приютской девочки, обстрижены волосы, и она не понимала, почему нельзя играть с дворовыми мальчиками. Катя и Маня, уже с косичками, всплеснули руками и пискливо воскликнули:

– Ниса, бесстыдница! разве можно играть с мальчишками?!

Девочка посмотрела на них недоумевающе. Те рассмеялись и зашептали наперерыв:

– К мальчишкам нельзя даже подходить! Они драчуны и дряни. Они безобразники. Если нас много, а мальчишка один, да никого нет, так можно его отколотить – вот и все!

– Помнишь, как мы Петьку из прачечной исщипали? Шапку в помойку выбросили, рубашку разорвали!.

– Чего же это так? – удивилась и заинтересовалась Ниса.

– Вот орал-то! – восторженно вспоминала Катя, не отвечая на Нисин вопрос.

– Чего же вы его так? – повторила девочка. Ответила Маня.

– Так. Мальчишка потому что. Что на них глядеть? Будешь глядеть, так они тебе на шею сядут, а уж прибьют, как пить дадут.

Она отвечала серьезно и рассудительно, как взрослая, и лицо у нее сделалось вдруг бабье, сухое и хозяйственное. Катя, та более радостно и лирически предавалась воспоминаниям.

– Заревел, кулаки сжал, а мы его за руки-то взяли, да по щекам, да по щекам. Две держат, а две лупят. Да ведь такой подлец, ногами стал драться, кусаться. Однако, тут пришел дворник с метлой, мы все разбежались, а он, дворник-то, Петьку же по затылку метлой и смазал!

Ниса еще хотела что-то спросить, но в комнату вошли две старшие мастерицы, и девочки замолкли. Заведенье г-жи Смоляковой помещалось в первом этаже, и было отлично видно проходящую публику. Шел снег, и работать было темновато, мастерицы шили неохотно, зевая и вздрагивая спросонья и от холода. Ниса еще только выдергивала из сшитого нитки, оставшиеся от наметки. Иногда у окон останавливались молодые люди с поднятыми воротниками, руки в карманах. Мастерицы некоторым кланялись, стараясь, чтоб этого не заметила мадам, хлопотавшая в соседней комнате. Разговор лениво начался с замечаний по поводу уличных молодых людей. Ниса сначала ничего не понимала, словно мастерицы говорили по-чухонски, но внимательно вслушивалась, равно как и две другие девочки.

Бранили какого-то Колю, который не достал билета в театр, деньги отдал брату, не купил себе нового пальто, – вообще, вел себя совсем не так, как хотелось бы мастерицам г-жи Смоляковой, мнением которых, очевидно, он очень дорожил. Попутно досталось и Валерьяну, который, судя по разговору, служил в парикмахерской. Смеялись над каким-то Дмитрием Петровичем, собирались сорвать с него еще триста рублей, пригрозив, что в противном случае напишут его жене про все его похождения. Но не бранили, только смеялись. По-видимому, это была богатая и наивная личность, которую весело оставлять в дураках. Осуждали неизвестную Нисе Клавдию Никаноровну, которая церемонился со своим путейцем.

– Тоже, рвань коричневая! У самого за душой ломаного гроша нет, а туда же, в чувства пускается. А я бы давно его на порог к себе не пустила. Что на них смотреть! Дура Клавдия! Право, дура!.

Вдруг говорившая заметила, что девочка так внимательно слушает и смотрит, что даже перестала выдергивать наметку.

– Что, мышонок, смотришь на меня? Не понимаешь, поди, ничего?

– Нет, я понимаю!. – пролепетала Ниса.

– Ну да, много ты понимаешь! Если бы с твоих лет, да все понимать, так на свете вовсе дур не было бы.

– Вроде нас с тобой! – подхватила другая мастерица и, помолчав, добавила:

– Учись, Анисья, учись уму-разуму. Слушай, что старшие говорят.

Но старшим больше ничего не пришлось говорить, так как затрещал звонок, и через стеклянную дверь было видно, как в магазин вошла высокая барышня, отряхая снег с широкого рыжего пальто. Через полчаса m-me Смолякова сама зашла в мастерскую и обратилась к Нисе:

– Ниса, одевайся и поезжай с барышней Кадниковой. Отвезешь картонку и получишь сорок рублей. Назад иди пешком, а то в трамвае у тебя еще деньги вытащат. Это недалеко, на Казанской. Дорогу-то знаешь? Ну, живо.

II.