Читаем Антракт в овраге. Девственный Виктор полностью

Но слушать было нечего, потому что девушка умолкла и, откинув голову на спинку кресла, только смотрела на Ботова полузакрытыми глазами. Леонид Евгеньевич, быстро поглядев на нее, в два шага был около кресел, опустился на колени и приник к протянутым рукам Лидии. Не отнимая рук и улыбаясь, она шептала:

– Говорите, милый, говорите!

– О чем? – искренно спросил молодой человек.

– Говорите, как вы меня понимаете…

Ботов секунды две думал, потом слегка улыбнулся и начал:

– Вы – страстная и героическая девушка. Вам нужны подвиги, вы ищете их и для себя и для тех, кого вы удостаиваете любить.

– Да, да! – в восторге прошептала Лидия и склонилась к голове Ботов, продолжая слушать.

Тот продолжал, гладя ее руки:

– Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что в Константине Дмитриевиче вы любили больше всего героя, и потом… когда вы почувствовали, что, может быть, вы ошиблись, ваше сердце несколько охладело. Вас связывала еще клятва…

– Нет, нет, я не давала клятв! – вставила Лидия Васильевна.

– Вас связывала еще клятва, но нежные ростки настоящей любви уже могли крепнуть, пробиваться в вашем сердце. И вы не скрыли этого, вы признались, так как вы смелы и откровенны. Смелость вам так же мила, как и героизм, вы их не боитесь, как не боитесь больших слов и движений души. Вы почти – анахронизм, Лидия Васильевна, ваше место – в более цельной эпохе, которая была когда-то, а, может быть, еще будет. Я могу только благодарить судьбу за то, что она предназначила мне не только счастье жить в одно время с вами, но и…

– Милый, милый! – повторяла Лидия Васильевна, потом обеими руками отклонила его голову, словно для того, чтобы получше им налюбоваться, – как вдруг лицо ее покрылось смертельной бледностью. Она вскочила, закричала: – Идите прочь! – и, закрыв лицо руками, выбежала из комнаты.

Ботов, пожав плечами, поднялся с пола, обернулся, и сам чуть не бросился бежать, как Лидия Васильевна.

На пороге стоял, улыбаясь и протягивая руку, Константин Дмитриевич Добровольский.

Леонид Евгеньевич с ужасом подумал, что он сделался жертвой галлюцинации, но улыбающийся призрак ступил шага три и проговорил самым обыкновенным своим голосом, совсем не призрачным:

– Тут все от меня шарахаются, точно от выходца с того света. Вероятно, было ложное известие, что я убит. Я был в плену и просил Перстнева, Николая Владимировича, передать об этом моим домашним. Не знаю, исполнил ли он мое поручение. Помолчав, офицер добавил: – Вам-то я, кажется, действительно помешал.

V.

Лидия Васильевна от потрясения слегла в постель и лежала на даче Добровольских. Встреча с женихом была самая нежная, и Рушинская заставила его три раза подробно рассказать, как он бежал из плена, словно она хотела почерпнуть в его простом рассказе какие-то нужные ей силы. Неизвестно, удалось ли ей это; часто, когда никого не было, она лежала с нахмуренными бровями, смотря неподвижно на потолок. Однажды в таком положении застала ее Маргарита Дмитриевна. Лидия перевела глаза с потолка на подругу и тихо спросила:

– Марго, а что Леонид Евгеньевич?

В первый раз с приезда Кости и своей болезни она произносила это имя.

– Леонид Евгеньевич? Ничего, бывает у нас. Ведь ты не велела его пускать к себе. Он же всегда о тебе справляется.

Помолчав, Лидия проговорила:

– Я бы хотела его видеть.

Маргарита посмотрела пристально на лежащую и потом заговорила:

– Милая Лида, теперь ты успокоилась, и с тобой можно говорить откровенно. Любишь ли ты Костю?

– Я люблю Константина Дмитриевича.

– Так, как нужно, как он этого заслуживает, как прежде ты его любила?

Лидия не отвечала долго, потом начала задумчиво:

– Видишь ли, Марго, я рада, что ты начала этот разговор. Нужно было поговорить об этом, и лучше всего, конечно, с тобою. Я боюсь, что ты и Леонид Евгеньевич правы. Я не люблю Константина Дмитриевича, как нужно. Когда его нет, когда я о нем думаю, как о герое, я его очень люблю, но когда я его вижу, слышу его рассказы, – сердце мое молчит. Какой же это герой! И ты не можешь себе представить, как болезненна такая разница между любимым, и – увы! – выдуманным лицом и реальным человеком. Я так хотела, так хотела их соединить. Ты не можешь отказать мне в том, что я действительно хотела этого, старалась. Но что делать? Ничего не вышло. Мечта у меня сильнее!

Лидия Васильевна виновато умолкла. Молчала и Маргарита, сложив руки на коленях. Потом, слегка тряхнув головою, она сказала:

– Ну, что ж делать? Может быть, все к лучшему. Я думаю, что это лучше, когда все выясняется раньше, чем потом, когда уже поздно разъяснять, расхлебывать. Костя рассудительный и простой мальчик, он это поймет. Позволь мне поговорить с братом, а к тебе я пошлю Ботова, когда он приедет. Идет?

– Ты золотая, Марго, хотя и рассуждаешь уж очень практически. Спасибо, милая, спасибо!

Маргарита Дмитриевна не очень долго говорила с братом, во всяком случае они вышли в гостиную, обнявшись, гораздо раньше, чем Леонид Евгеньевич – из комнаты Лидии. Ботов вышел взволнованный, красный, и попросил сразу Марго на пару слов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Кузмин М. А. Собрание прозы в 9 томах

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное