Антропогенезис (эволюция человечества)

В ЕВАНГЕЛИИ ОТ МАТФЕЯ об этом повествуется так: «И взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал (Иисус. — Л. Д.) скорбеть и тосковать.

Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною.

И, отошед немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия…».

Тот же эпизод отражен в ЕВАНГЕЛИИ ОТ ЛУКИ: «Отче! если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня!» И в ЕВАНГЕЛИИ ОТ МАРКА:

«…и начал ужасаться и тосковать. И сказал им (ученикам. — Л. Д.): душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте.

И, отошед немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей;

И говорил: «Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня».

Священники говорят: так как Иисус был Сын Человеческий, поэтому и человеческие чувства ему не были чужды. И, в частности, временная слабость духа. И именно поэтому Иисус Христос, мол, еще ближе и понятней становится человеку, что он тоже, как и любой смертный, испытывал страх перед болью, перед смертью.

Конечно, тот, кто живет в теле, боится и боли, и смерти, потому что эти чувства неотъемлемы от Материи.

И все же я придерживаюсь иного мнения, когда слышу о временной «слабости духа Христа». Я не согласна ни с одним предположением, ни с одним утверждением, которое так или иначе пытается объяснить эту «слабость».

Никакой слабости не было и в помине. И в этом я убеждена так же, как и в том, что Христос, обращаясь к Высшей Сущности, меньше всего думал о собственной боли, которую Ему предстоит завтра пережить. Если было бы иначе, Христос не был бы Христосом.

Я размышляла о молении Христа в ночи Святого Четверга в свете ТАЙНОЙ ДОКТРИНЫ и АГНИ ЙОГИ и пришла к иному заключению, чем та трактовка, которая существует многие века. Прося Бога о том, чтобы тот позволил Ему не пить горькой чаши смерти, Христос думал о другом!

Однажды увидев по телевидению, как в какой-то азиатской стране в первый день после Пасхи люди одного племени, дабы избавиться от греха, изъявляют желание быть распятыми на крестах (правда, временно) и добровольно подставляют свои ладони под гвозди, стоически перенося муки, я укрепилась в предположении, что Иисус Христос молился вовсе не о себе,[531] вовсе не о том, чтобы всемогущий Бог помог Ему избежать унижений, боли и смерти. Доказательств этому в Евангелиях много, но лучшее из них у Иоанна (гл. 1 3, 3): Иисус знал, что: «Отец все отдал в руки Его…»

У Матфея (гл. 26, 52, 53) Христос, уже арестованный, говорит ученику, обнажившему меч, чтобы защитить Учителя: «Возврати меч твой в его место…

Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?».

У Иоанна этот же эпизод отражен так (гл. 18, 11): «…Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?».

Нет, не унижений, не физической боли и даже не смерти боялся великий человек по имени Иисус, убеждавший учеников, что смерти нет и Он воскреснет уже на третий день. Иисус был мужественным человеком, сильным духом. Он был высочайшим Дхиан-Коганом, Земным Учителем, который достойно переносил человеческие тяжкие муки на кресте. Он, высочайший Духовный Владыка, был не просто мужественным человеком. Он не захотел расплескать ни единой капли чисто человеческих страданий. На кресте Его тело страдало, как тело любого человека, и даже больше, ведь в отличие от других истязаемых Он даже отказался принять обезболивающее средство: «И давали Ему пить вино со смирною, но Он не принял» (ЕВАНГЕЛИЕ ОТ МАРКА, гл. 15, 23).