Антропологический код древнерусской культуры

В менталитете служилого человека защита личной чести давно ассоциировалась с охраной чести рода, что приводило к многочисленным местническим спорам. Местничество во многом вызывалось все той же приверженностью старине как образцу для будущего, поскольку те места, которые занимали при прежних правителях представители данного рода, становились как бы «родовыми». И если при назначении на службу обнаруживалось несоответствие месту предка, причем не самого по себе, а по отношению к местам других служилых людей, задействованных в данном деле, например, воевод в данном походе, то стерпеть подобное ущемление родовой чести было равнозначно проклятию. Если человек не местничался, то это означало, что он обрекал своих детей и внуков на подчинение потомкам того рода, предки которого были в подчинении у его дедов и прадедов. По подсчетам Ю. М. Эскина, в 1540—1560-е гг. местнические тяжбы подавались примерно по 40–50 в десятилетие, в 1570—1590-е гг. – по 300.[504] Попытки ограничить местничество отмечены и до Ивана Грозного, но последний запретил подавать иски в суд и вести местнические споры во время военных походов.[505] Постепенно к отстаиванию чести рода добавилась борьба за честь своего сословного чина.

Как уже отмечалось, чин означал не только статус человека на социальной лестнице. Чином именовали также сам порядок проведения той или иной церемонии, действа, обряда, обычая и т. д. Вся жизнь белого и черного духовенства, начиная с церковной службы, была оформлена соответствующими чинами, вошедшими в Чиновники, Кормчие, Требники и т. п. Для соблюдения всех и всяческих чинов в церковной жизни на Стоглавом соборе был введен сан протопопов: «…чтобы о всех о тех церковных чинех брегли протопопы».[506] Чинами назывались и ряды икон высокого иконостаса, и зафиксированный образец проведения церковной службы, церковных таинств и пр. Так, описание проведения церковного праздника в виде так называемого «пещного действа», изображавшего чудесное спасение трех отроков-христиан, не сгоревших в «пещи огненной» по приказу персидского царя Навуходоносора, называлось не иначе как «Чин пещнаго действа». К середине XVI в. оформился в особый «Чин за приливок о здравии государя» обычай заздравной чаши, идущий еще с дохристианских времен и несущий в себе по сути языческое, телесное начало. Он требовал испития чаши до дна, если же при этом человек поперхнулся или оставил хоть каплю, ему предъявлялось обвинение в посягательстве на здоровье государя, в злом умысле, насылании порчи и т. д. Церковные Чиновники содержали указание на то, что «царьская чаша говорится на всех пирех и именинах после праздничной или пред господиновою».[507] В церковной жизни понятие «чин», как известно, сохраняется до настоящего времени.

Общественная и частная жизнь человека той эпохи независимо от его социального положения также жестко замыкалась в рамки разных чинов, выступавших как регулятор поведения людей во всех жизненных ситуациях. Следование чину закреплялось в решениях Стоглавого собора 1551 г. Текст постановлений собора построен как вопросы царя к церковным иерархам и их ответы, за которыми следуют общее решение и постановление. В целом церковь отстояла свои права на землю и святительский суд. В большинстве же ответов иерархи присоединились к мнению царя, за которым, как считают специалисты, стоял благовещенский протопоп Сильвестр. Главная задача, провозглашенная во вступлении к Стоглаву, состояла в наведении порядка и утверждении «благочиния». Хотя вопросы задавались весьма хаотично и касались разных сторон русской жизни, но общим их стержнем, безусловно, был чин, вводившийся почти в каждый «ответ». Ряд постановлений носил запретительный характер и был направлен на искоренение неких «бесчинств», как-то скоморошьих представлений, языческих обрядов и суеверий, чтения отреченных запрещенных книг, бритье бород, ношение тафий, употребления колбасы и пр. Другие узаконивали отдельные чины: двуперстное знамение, сугубую аллилуйю и пр. Многие статьи так и назывались «Чин и указ» («О церковном чину», «Ответ о священническом и иноческом чину», «О крестящихся не по чину», «Чин и указ, аще будет поняти вдовцу девицу или за уношу идет вдовица»[508]). Глава 34 «О церковном чину», к примеру, начиналась словами: «Священным протопопом по соборным церквам, а старостам священником и десяцким по всем церквам дозирати почасту, чтобы у них было по чину и по уставу великого нашего православия везде чинно по церковному чину (выделено мною. – Л. Ч.)» [297].