Антропологический код древнерусской культуры

Во многих рукописных сборниках к Домострою присоединялся и «Чин свадебный», который действительно давал развернутые рекомендации по проведению столь многодневного и сложного мероприятия, как свадьба. Начинался текст с описания сговора: «Как бывает зговор, приедет жених с своими свойственными к тестю на двор в чистом платье…» [174]. Слово за слово развертывалась многоплановая картина свадебного действа, описывались правила поведения всех участников во время многочисленных сложных обрядов, указывалось, как они должны быть одеты, что должны делать, что говорить и пр. Примечательно, что данный – народный – чин отразил, сколь много чисто языческих элементов содержала в себе христианская свадьба. Самым ярким контрастом отличалась опочивальня молодых, где рядом с христианской иконой должны были стоять языческие снопы – символ богатства и плодородия. Примечательно также, что многие моменты ритуальных действий не оговариваются, а лишь поясняются: «и садятся по чину», «а у тестя изготовят столы по чину», «и встреча бывает им по чину» [196].

Целые наборы образцов чинного обращения к тому или иному лицу в посланиях или в устной речи содержались в Письмовниках или в иных сборниках. Подобные сборники начали формироваться еще до XVI в., но именно во второй половине XVI столетия образцы, в них содержавшиеся, приобрели статус «чина». В Письмовниках до XVI в. мы видим обращения, наполненные велеречивыми и многословными, тяготеющими к «плетению словес» восхвалениями душевных качеств адресата типа «пречестному, и Боговенчанному и Богом хранимому, благочестному, благоверному и христолюбивому…».[510]

В маленьком сборнике, состоящем из шести посланий, вошедших в Великие Четьи Минеи под 31 августа, «Посланием начало, егда хощеши кому послати: к вельможам или ко властным людем – кому ся ни есть имярек» встречаем образцы, составленные «от святого писания» с большим количеством цитат и примеров из Библии. В первом из них, адресованном представителям власти, необходимо помимо душевных качеств адресата подчеркнуть высокую честь («в велицей чести живущему…» [580]), а также указать на свое зависимое положение («не токмо господину, но и государю служебник твой имярек челом биет» [580]) или особое отношение господина к автору послания («господину моему, доброму и ласковому до мене» [582]). В двух посланиях речь идет о заглаживании вины, об «утишинии гнева за прегрешение» [581], поэтому в них приводятся аргументы из апостола Павла, царя Давида, из «Пчелы», из «Александрии» и др. о переменчивости жизни, о прощении, о душе. Одно из посланий построено на сравнении адресата с пчелой, собирающей «божественныя словеса для услаждения души – от инех правду, от другых же мудрости, а от инех храбрость, а от других же милость и к ближним человеколюбие, а от инех кротость и тишину, а от других терпение, а от инех любовь нелицемерную – и еже просто рещи, от всех на спасение души прилежна суть…» [584]. Есть в посланиях и скрытые цитаты из «Моления Даниила Заточника» («Разсмотрех тя, господине, не внешнима очима, но внутрешнима» [584]). В целом эти образцы, составленные не позднее 1541 г., уже несут на себе печать чина, хотя еще тяготеют к некоему расплывчатому по форме душеполезному наставлению адресата, а также душеполезному рассуждению о себе отправителя.