Читаем Антропологический код древнерусской культуры полностью

Феномен открытости человека сказывается и в поисках своего «я» в области сверхчеловеческого. Ощущение себя не простым смертным, а пророком было столь явным у протопопа Аввакума, что современники упрекали его: «Какой Библии пророк?!».[753] Да и сам Аввакум оставил описание своих ощущений, выдающих его восприятие себя самого как сверхъестественного существа, способного не только излечивать бесноватых и прокаженных, но и воспаряться над Землей, раздуваясь до необъятных размеров, обнимающих всю Землю. Это харизматическое самоощущение дополняется описанием многочисленных чудес и изгнания бесов, совершенных Аввакумом над своим братом Евфимием, московским стрельцом Кириллушкой, «бешеными» Филиппом и Федором, двумя Василиями, молодой вдовой, девицей Анной и другими. Самое же главное, что он не боится прямо называть себя «пророком», причем со спокойно-повествовательной интонацией, как бы рассуждая о само собой разумеющейся и всем известной вещи.[754] «Пророков» в переходное время насчитывалось немало, одним из них был и некий Поликарп, упрекаемый в людоедстве; в первой половине XVIII в. в Сибири действовал некий Илья-пророк, были и самопровозглашенные папы, как, например, Кузьма Ельченин на Дону, имевший при себе «царя Михаила»,[755] и т. п. В сектах, созданных в этот период, были и Христы, и Девы Марии, и апостолы.[756] Число же добровольных мучеников, стремящихся подвергнуться казни от Антихриста-Петра I и тем самым уподобиться святым, было столь велико, что правительство разрабатывало меры по пресечению подобного движения в народе. Дмитрий Ростовский и Феофан Прокопович писали специальные сочинения, доказывающие, что «Христу господу мученичество несть приятно, им же кто сам себе (выделено мною. – Л. Ч.) погубить изволит».[757]

Еще одним проявлением открытости-незащищенности человека, на наш взгляд, было возрастание языческих воззрений. Возврат к славянскому язычеству, определяемый Ю. М. Лотманом и Б. А. Успенским как проявление «дуальной модели»[758] развития русской культуры, вызывался тем, что язычество как область запретного в христианском сознании средневековья оказалось в переходный период лишенной однозначно негативных оценок, неким культурным пространством, лишенным границ, куда и направил свои стопы «открытый» человек. О резком усилении языческих верований и противостоянии им русской церкви в рассматриваемое время написано очень много.[759] Напомним лишь о том, что сглазы, наговоры, вера в баб шепчущих, ведьм, колдунов и другую нечистую силу увязывалась в народных представлениях с христианскими догмами. Часто в рамках одного заговора сосуществовали православная молитва и языческая составляющая. Характерные примеры содержатся в известном Олонецком сборнике заговоров, где все они начинаются с обращения к Богу, Богоматери и святым угодникам, а заканчиваются призывами подобного типа: «И всех завяжу в узел, и не могли бы рещи на меня и против меня никакого слова со дерзновением, были бы оне тма темная, был бы у них воловий язык, тетерин бы ус и ум, сера заеца переполох, и бегали от меня, аки серые заецы и овцы, и яз бы гонялся за ними, аки серый волк, и угрыз бы их за заднюю ногу».[760]

Поиск опорных точек «открытым» человеком сопровождался неким уникальным опытом, прослеживаемым только в переходные периоды. Захваченное таким путем внутреннее (в сознании человека) и внешнее (в культуре) пространство после обретения новых точек опоры начинает постепенно корректироваться и сужаться. Опора нового времени – познающий разум – постепенно скоординировал всю систему ценностей, закрывая границы открытого ранее пространства. Рационалистические акценты, расставленные к концу переходного периода, положили конец и незащищенности человека. Россия вступала в «век Просвещения».

В переходный период XVII – первой трети XVIII вв., так же как и в предыдущее время, русская культура личностного типа сосуществовала единовременно с культурой внеличностного типа, которую исповедовали традиционалисты. Церковный раскол выявил и четко размежевал новолюбцев и старолюбцев, принимающих и не принимающих новое решение проблемы человека и культуру «Разума».[761] Известно также, что жизнь заставила старообрядцев со временем выработать совершенно своеобразное, уникальное мировосприятие, в котором трезвое рациональное начало взяло верх в экономической и политической сферах, оставив сверхчувственному миру души религию и культуру.

Заключение

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia historica

Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука
Блаженные похабы
Блаженные похабы

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРАЕдва ли не самый знаменитый русский храм, что стоит на Красной площади в Москве, мало кому известен под своим официальным именем – Покрова на Рву. Зато весь мир знает другое его название – собор Василия Блаженного.А чем, собственно, прославился этот святой? Как гласит его житие, он разгуливал голый, буянил на рынках, задирал прохожих, кидался камнями в дома набожных людей, насылал смерть, а однажды расколол камнем чудотворную икону. Разве подобное поведение типично для святых? Конечно, если они – юродивые. Недаром тех же людей на Руси называли ещё «похабами».Самый факт, что при разговоре о древнем и весьма специфическом виде православной святости русские могут без кавычек и дополнительных пояснений употреблять слово своего современного языка, чрезвычайно показателен. Явление это укорененное, важное, – но не осмысленное культурологически.О юродстве много писали в благочестивом ключе, но до сих пор в мировой гуманитарной науке не существовало монографических исследований, где «похабство» рассматривалось бы как феномен культурной антропологии. Данная книга – первая.

С. А.  Иванов , Сергей Аркадьевич Иванов

Православие / Религиоведение / Религия, религиозная литература / Прочая религиозная литература / Религия / Эзотерика
Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века
Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Первые студенты из России появились по крайней мере на 50 лет раньше основания первого российского университета и учились за рубежом, прежде всего в Германии. Об их учебе там, последующей судьбе, вкладе в русскую науку и культуру рассказывает эта книга, написанная на основе широкого круга источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот. Подробно описаны ученая среда немецких университетов XVIII — первой половины XIX в. и ее взаимосвязи с Россией. Автор уделяет внимание как выдающимся русским общественным и государственным деятелям, учившимся в немецких университетах, так и прежде мало изученным представителям русского студенчества. В книге приводятся исчерпывающие статистические сведения о русских студентах в Германии, а также их биобиблиографический указатель.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Образование и наука

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология