Антропология общения и творчества

Красота

Объективация логоса и духа в мире связана с явлениями формы и содержания. Сама возможность их разделённости есть знамение падшести. В общении совершаются творческие акты, и нет общения без творческих актов, как и творческих актов вне общения. Но в падшем мире может быть форма без содержания, и содержание без формы. Соответствие формы и содержания и есть то, что называется красотой35. Но красота не существует "объективно", поскольку в объекте скрыта и внутреннее содержание, и внутренняя форма. Красота существует в общении и приобщении, она коммюнотарна и выявляется творческим усилием субъекта. Поэтому красота выявляется эмоционально и одновременно образно в мышлении, она духовна и логосна. Красота воспринимается целостным сознанием, как и целостным экзистенциальным центром человека. Красота имеет жизненное, практическое значение, но не в утилитарном смысле, а в смысле её отнесённости к целому, к самому существованию. Поэтому красота связана с добротой, с добрым, т. е. устремлённым к Богу и оттого просветлённым содержанием. Красив творческий акт внутри общения, который и есть в определённом смысле творение формы из содержания. Красива личность, красив внутренний мир личности, но я могу это заметить, только если вступлю в общение с этой личностью, только если эта личность раскроет себя мне в общении в своих творческих актах, в которых я и могу увидеть красоту, но могу увидеть постольку, поскольку сам творчески восприму эти творческие акты. В этом кроется сама тайна общения.

В процессе же объективации всё трагически усложняется. Красота объективируется, как и застывают творческие акты и угашается дух общения. В мире мы сталкиваемся с ограниченной формой и ограниченным содержанием. Более того, форма может быть бессодержательна, и содержание может быть не оформлено. Уродство и кроется в этом несоответствии. Чаще всего человек воспринимает уродство как ложную, неправильную, искажённую форму для данного содержания. Но уродлива также и форма с ложным, искажённым содержанием, и этот тип уродства часто недооценивают. Такова всякая злая, зловещая красота. Орудие убийства может иметь красивую форму, соответствующую содержанию, но оно уродливо в силу ложности содержания. Уродливо всякое умершее человеческое тело, даже если при жизни оно признавалось очень красивым. Но хуже всего то, что в объективированном мире наличная форма и содержание часто не соответствуют логосу и духу. Поэтому и ложен всякий эстетизм. Для внешнего объективированного взгляда может казаться уродством то, что в действительности полно внутренней красотой, как и наоборот.

Трагедия объективации красоты состоит в том, что человек не может вполне оценить ограниченные форму и содержание, не может пробраться к их необъективированному источнику, в пространство общения. Можно ложно воспринять содержание, можно не видеть его лжи, можно выдумать и додумать содержание для соответствующей формы, можно, наконец, искажённо видеть форму. Можно воспринимать красоту слишком поверхностно, ложно, иллюзорно — такова мнимая красота, оторванная от общения. И такая мнимая красота наиболее может порабощать человека. Человек может выдумывать красоту для себя, может создавать ложные формы и содержания вне пространства общения, чтобы удовлетворить свои ложные страсти. Таким образом человек может объективировать красоту, низводя всё до уровня объектов, феноменов своего замкнутого мира. Но объективированная красота, являющаяся в этом мире, может быть и спасительна для человека, если он сможет прорваться через слои объективации к источному пространству общения. Всякая подлинная красота есть явление в падшем мире преображенного мира36. Соответствие формы и содержания может быть соответствием духа и смысла, явлением творческих актов общения, наследующих вечность. Способность приобщиться ко всякой подлинной красоте есть открытость к общению, есть способность прозревать, преодолевать объективацию, прорываться к свободе. Поэтому всякая подлинная красота никогда не даётся сверху как готовый и замкнутый объект, но к ней возможно только приобщиться в творческой активности. Прекрасный пейзаж, который я смогу прозреть внутренним взором как творческий акт богочеловеческого общения, может напомнить мне о рае и устремить к преображённому миру. Запечатленный в живописи, такой пейзаж может быть изображением, символом такого прозрения художника. Но уродство этого мира должно напомнить мне о его падшести, о трагедии объективации, о необходимости творчески созидать красоту, то есть возвращаться в пространство общения с Богом, чтобы в совместном творчестве созидать новый преображенный мир, в котором красота будет всё во всём. Тогда уже не будет застывшей формы и ограниченного содержания, но будет сама явленная, непрестанно созидаемая в творческом общении красота Духа и Истины.

Добро, закон