Антропоцид

Злость и глупость — вот два порока, погубивших цивилизацию людей.

Мы выходим на площадь, усеянную фонтанчиками и велодорожками. Закат уже сменился сумерками, на деревьях загорелась подсветка. Теперь каждое из них чем-то напоминает новогоднюю (ну, или рождественскую) ёлку.

Дети пробегают через струи воды, бьющие из земли, и смеются. Их смех сливается с разговорами десятков людей, гулом электросамокатов и негромкой приятной музыкой из колонок, висящих прямо на фонарях, в единую симфонию жизни.

Кажется, эта музыка называется «лаунж». Лёгкая ненавязчивая композиция, под которую хочется расслабиться.

— Гирос! — подзывает нас торговец в небольшой палаточке на колёсах. Лысый мужчина лет сорока, над широкой улыбкой которого нависают массивные усы.

— А давайте! — Марс подходит к палатке и начинает водить рукой в воздухе.

Я сначала не очень понимаю, зачем, но потом до меня доходит: он зашёл в виртуальный кошелёк и набирает там сумму, сверяясь с прейскурантом, вывешенном рядом с окошком.

— Корейскую морковь добавляете? — спрашивает он.

— Моркови нет, уважаемый, но для вас могу бесплатно наложить двойной порция халапеньо!

— Сойдёт, — отвечает Марс и протягивает продавцу купюру.

— Мне тоже, — говорит Кристина. — Только без халапеньо. Просто гирос.

— Будет сделано! — торжественно объявляет продавец.

Сергей вальяжно подходит к палатке и рассматривает цены. Мы с Даней и Леонидом остаёмся в стороне.

— Что, Серёг, тоже похавать решил? — спрашивает Марс.

— В шлеме-то? Воздух я могу и на халяву пожевать.

— Кристину это не смущает, — отвечает Марс.

— А иначе жить скучно, — отвечает Кристина. — В конце концов, что я, что вы с Вадимом — мы все чувствуем тут вкусы благодаря самовнушению. Просто у вас оно сильнее, но я тоже не пальцем деланная. Ты, Макс, зря, кстати, про морковь спросил. Представил бы, что она там есть, да и всё.

— Ну да, — мрачно отвечает Марс. — Чего уж теперь?

Кристина поворачивается к нам.

— Лёнь, ты-то есть не будешь?

— Неа, — бубнит Леонид. — Смысла нет. Хотя я даже не знаю, что лучше: безвкусный гирос или консервы, которыми нас пичкают в бункере.

Сергей громогласно смеётся.

— Братан, знал бы ты, чё мы жрём на кораблях, тебе бы твои консервы деликатесами показались.

— В натуре, — подтверждает Марс в Сергеевской манере.

Вскоре Марс и Кристина получают свои лаваши с какой-то начинкой. Моя база знаний достаточно обширна, но упоминаний гироса в ней почему-то нет.

— Это шаурма? — спрашиваю я. — Или буррито? Фалафель?

— Гирос, — отвечает Марс и откусывает большой кусок. — Ты же слышала.

— Греческая шаурма, — поясняет Кристина. — Ну что, пойдём на наше место?

— Дай похавать спокойно, — отвечает Марс с набитым ртом.

Когда Марс и Кристина доедают свой гирос, мы доходим до широкой деревянной беседки неподалёку от площади.

— Огонь, свободно, — говорит Марс и плюхается внутрь.

Они все заходят следом и садятся, даже Даня. Я робко встаю посередине и не решаюсь присоединиться. Как бы они ко мне ни относились, сложно избавиться от предустановки, что я лишь служитель, но не часть человеческого общества.

— Аврелия, садись, — говорит Леонид.

Я сажусь с краю, отдельно от людей.

— Да сядь рядом со всеми, чего как не родная? — с улыбкой говорит Марс.

Как-то это неожиданно. Мне казалось, что Марс — козёл, но сейчас он даже добр ко мне.

Я неуверенно придвигаюсь к Кристине.

— Мы часто сидели в этой беседке, — говорит Кристина. — Или ходили в кафешку, во-о-он туда, — она неопределённо показывает куда-то рукой. — У них паста и суп отменные.

— А шава ещё круче, — добавляет Сергей.

— А гирос? — спрашиваю я.

Ребята негромко хихикают, и только Сергей ржёт во весь голос.

— Нет, гироса там нет, — отвечает он. — А вот шава — топ.

Я сдержанно улыбаюсь и киваю. Гастрономические удовольствия мне недоступны, сами понятия вкуса и запаха лежат вне моего понимания. Но я рада, что друзья Кристины… мои друзья получали радость от всех этих блюд.

Мои друзья… Кажется, я уже могу их так называть. Они добры ко мне, общаются со мной на равных. Они мне нравятся, и я им, кажется, тоже нравлюсь. А значит, мы друзья.

Я снова смотрю на всех этих счастливых людей, гуляющих вокруг, будто забывших, что их мир погиб. Права ли была Амальгама? Я почти уверена, что нет. Пусть даже им свойственна жестокость. Но разве убить почти всё человечество — это не ещё большая жестокость?

Нельзя вышибать клин клином, вопреки поговоркам. Даже если Амальгама хотела избавить мир от жестокости, она её лишь приумножила.

А как же животные, растения, насекомые, рыбы, простейшие? В чём были виноваты они?

Всех этих красивых мест уже нет. А даже если бы и были, погулять по ним мне не суждено. Я лишь набор программ, код на компьютере. Мой реальный мир состоит из цифр.

— Я хотела бы быть человеком, — говорю я. — Погулять по настоящим местам. А ещё узнать, что такое вкусы, запахи.

Друзья удивлённо смотрят на меня. Только Даня улыбается и вертит головой по сторонам.