Антропоцид

Я покосился на Стаса. Кажется, он записывает мои слова. Рядом лежит ещё бланк какого-то протокола. Я даже немного удивлён, что они делают это вручную. В наше время люди и писать-то уже толком не умеют.

— Ещё он познакомился с неким Артуром в виртуальной реальности и, кажется, какой-то девушкой, — добавляю я.

Критически важно напоминать им об этом. Иначе так и получится, что Вадим по собственной инициативе решил всех нас убить.

— А вот это уже интересно, — говорит Дмитрий. — Имя девушки?

— Он мне не говорил. Но по его словам, он гулял с ней прямо перед тем, как всё произошло. В Homeland, конечно же.

— Ладно, — говорит Дмитрий. — Пообщаемся с вашим сыном. А что за Артур?

— Учёный с Венеры. Он сказал ему, что Амальгама пробралась в виртуальную реальность.

Дмитрий на секунду задумывается.

— Да, он нам что-то такое рассказывал. Либо тут работает организованная группировка, либо…

Дмитрий замолкает, будто решил, что мне не стоит слышать горькую правду.

— Либо что? — спрашиваю я.

— Либо он всё это выдумал, чтобы был предлог пробраться в серверную. Мы уже немного расспросили его. Он настаивает на том, что курс корабля был сбит, и он хотел записать программу, исправляющую его. Наши специалисты, другие администраторы, проверили сервер Афродиты и файлы на телефоне вашего сына. С курсом у кораблей всё в порядке, а вот на телефоне нашлась интересная программка. Она должна была запутать Афродиту и заставить корабли упасть на венерианские базы. Ну или в поверхность планеты, тут ещё надо всё просчитывать.

Теперь всё стало окончательно ясно. Я до последнего не знал, почему Вадим носится туда-сюда, что он пытается сделать. Можно было гадать, додумывать, убеждать себя, что ничего плохого он не планирует. Теперь всё стало однозначным.

Но настолько ли? В этом уравнении всё ещё остаётся одна неизвестная переменная. И имя ей Артур. Пока мы не выяснили, кто он и что он, существует ли он, выводы делать рано.

Я же мог войти в виртуальность следом за Вадимом и лично выяснить, кто это и что ему нужно от моего сына! Но я слишком был увлечён собой, своими страданиями… Лизой…

— Может, его всё-таки обманули?

— Очень на это надеюсь. По прилёту на Венеру мы постараемся во всём разобраться. Вы замечали за Вадимом какое-нибудь подозрительное, несвойственное ему поведение?

— Я уже всё вам рассказал.

— То есть только новые знакомства и его обеспокоенность Амальгамой?

Я не уверен, есть ли смысл врать. С одной стороны, про Вадима они не узнают больше, чем уже знают, даже если я скажу им про то, как он стремительно убегал и ковырялся со своим ключом. Что он делал с ним, кстати?

Мне кажется, я начинаю догадываться. Он достаточно умён, чтобы скопировать чужой ключ. Чтобы получить более высокий уровень доступа, например. Это всё усложняет. Я могу подставить и себя, и сына. Если, конечно, они сами ещё не выяснили эту деталь. Но пока от них об этом ни слова.

— Да, — отвечаю я. — Только это.

— Что ж, ладно. И последний вопрос, Константин Павлович. Ваш сын ранее был замечен в каких-то экстремистских организациях?

Я не сразу переварил услышанное.

— Что? Нет. Нет!

— Может, в бандах?

— Да нет же!

— Что ж, спасибо, Константин Павлович. На этом пока всё. Будьте на связи. А пока готовьтесь к высадке на Венеру, мы уже скоро будем на орбите.

Нас выпроваживают из каюты, и я останавливаюсь в абсолютном непонимании, что же мне делать. Просто стою столбом и смотрю в стену. Лиза нежно обнимает меня и говорит:

— Всё будет хорошо, Костя, всё будет хорошо.

Я кладу руки на её талию и внезапно резко прижимаю к себе. Хочется плакать, но я давно разучился это делать.

— Я не верю, — шепчу я. — Лиза, он не мог. Это не мой Вадим.

— Конечно, конечно.

— Его обманули. Этот Артур… Он его обманул.

— Охрана во всём разберётся, милый. И всё будет хорошо.

Она впервые меня так назвала. И меня это немного отрезвило. Стою тут и ною. Нельзя проявлять слабость. Нельзя. Мало того, что меня побил собственный сын…

Как же всё это жалко.

«Я тебя не прощу». Эти слова проедают насквозь. И вот, ты вроде бы прав в своей позиции, но сам поступил в корне неправильно. И это абсолютно обесценивает всю твою позицию. Нельзя отстаивать правду неправдой.

Я и сейчас прав. Но методы, которые я выбрал, привели Вадима в изолятор. Хотя я мог поступить иначе, но был глух и слеп. Простит ли он меня теперь?

Хотя что уже теперь? Получилось как получилось. Теперь надо думать, что делать дальше. Разбираться в этой ситуации и решать, как вызволять сына из всего этого дерьма.

— Вадим, — сказал тогда я отстранившемуся сыну тогда, два года назад. — Когда ты ребёнок, родители для тебя — непререкаемые авторитеты. Люди, которые знают всё. Становясь старше, ты ставишь эти приоритеты под сомнение. Теперь кажется, что это ты всё знаешь, а они — нет. Но всё куда сложнее. Никто, на самом деле, толком ничего не знает. Просто у нас есть опыт, которого нет у тебя. Но мы по-прежнему совершаем ошибки.

Вадим покосился на меня.

— Да, пап. Только ты совершаешь их слишком часто. Мне можно, мне всего четырнадцать. А тебе сорок три. Ну и кто из нас ребёнок?