Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

Тем временем предприимчивая француженка по имени Адриенна Боллан продемонстрировала превосходство своего пола, совершив перелет через Анды – что-то из разряда сумасшествия, до которого еще никто не додумался. Чтобы не быть посрамленным, Альмонасид решил также перепрыгнуть Анды, но более далеким северным галсом, где горы даже несколько выше. Кроме того, он решил сделать это ночью. Однажды он взлетел поздно вечером на истребителе «спад», который предложила ему французская военная миссия, имевшим потолок в 18 тысяч футов. Безрассудный аргентинец поднялся без кислородной маски над залитыми лунным светом массивами Аконкагуа (23 тысячи футов). Он обморозил нос (от температуры минус 40), у него отказал двигатель от недостатка топлива, когда пилот перебрался на чилийскую сторону. И наконец авария, когда самолет скользил над пляжем в Вина-дель-Мар. Но его счастливая звезда не покинула его, и он плюхнулся в насыпь из песка, чудом уклонившись от некоторых железных креплений, которые могли убить его на месте. Ему помогли вылезти из поврежденной машины сочувствующие офицеры береговой службы, в то время как на истребитель наползала волна прилива. Чилийцы, надеявшиеся быть первыми в перелете через Анды, подняли протестующий вой, порицая своего офицера береговой службы, отправленного на пост наблюдать за контрабандистами, за напрасный риск при спасении этого аргентинского «пирата» из моря. Но этот шторм в дипломатической чайной ложке только увеличил известность героя, которому устроили безумный прием, когда он возвратился домой в Буэнос-Айрес.

Без неограниченной поддержки кондора Ла Риохи (под этим именем Альмонасид был впредь известен среди своих соотечественников) вряд ли когда-либо французы достигли бы успехов 1927 года. Еще один инцидент, двумя годами ранее, добавил немало загадочности к ауре Альмонасида. Когда первая миссия прилетела на «латекоэре» в Буэнос-Айрес в январе 1925 года, Альмонасид подвергся кавалерийскому наскоку: заместитель командира, решительно разделявший пронемецкие настроения большинства военных в Аргентине, приказал эвакуировать два «бреге» с военного аэродрома Паломар. День или два спустя на банкете, устроенном в честь линейных французских авиаторов, Альмонасид подошел к оскорбившему его полковнику и бросил ему вызов на поединок. Они вышли из банкетного зала вместе, а через час или чуть позже Альмонасид вернулся на свое место как ни в чем не бывало. Полковник выбрал в качестве оружия дуэли сабли, которые Альмонасид никогда не брал в руки за всю свою жизнь. Но с присущим ему рвением он напал на своего противника, размахивая саблей как попало, и нанес ему глубокую рану под правым глазом прежде, чем офицер понял, что произошло.

Когда Пьер Латекоэр спустя два года прибыл в Буэнос-Айрес, Альмонасид стоял на причале, чтобы поприветствовать его. Основателя всемирной, самой старой, непрерывно действующей авиалинии встречал еще один француз, около шестидесяти лет и очень подвижный. Магнат-первопроходец, построивший гавани, прорезавший шоссейными и железными дорогами джунгли, обладавший огромными инвестициями в Бразилии, Марсель Буйю-Лафон был своего рода Онассисом 20-х годов: шумный европеец, сделавший себе благосостояние за границей, и человек, не боявшийся рисковать. Ничто в то время не могло казаться более безрассудным, чем прокладывание несущей почту авиалинии более чем за тысячи миль скалистого побережья и джунглей через вторую по высоте горную цепь в мире. Но явная смелость предприятия, кажется, больше импонировала стареющему магнату, чем числа и расчеты дохода, которые первоначально были представлены ему первыми эмиссарами Латекоэра. Прошли месяцы, и постепенно скептицизм уступил место энтузиазму, к удивлению его окружения, а возможно, даже самого бизнесмена. Авиация, в которую Буйю-Лафон мало верил до сих пор, внезапно стала запоздалой страстью, а «Аэропосталь» – избалованным ребенком престарелого олигарха.

Получив поддержку людей, подобных Буйю-Лафону и Альмонасиду, Пьер Латекоэр, вероятно, почувствовал надежду: впервые благоприятный ветер, казалось, подул в паруса его южноамериканского предприятия. В Каса-Розада – аргентинском Белом доме – их принял кооперативный президент Альвар, который вручил Альмонасиду проект десятилетнего контракта, предоставляющего Латекоэру право перевозки до 25 процентов всех писем, отправляемых из Аргентины в Европу. Хотя он явно не гарантировал объемы, это уже была своего рода монополия. Правда, почтовые авиаотправления в течение последующих десяти лет никогда в целом не превышали даже 10 процентов всей почты между Аргентиной и Европой. Немцы, с жадностью взиравшие на тот же самый рынок, ситуацию немедленно оценили и громко запротестовали, что их испанский деятель по связям с общественностью Рамон Франко громко озвучил в Мадриде.