В Буэнос-Айресе Кремьё разыскал Сент-Экзюпери, которого знал в Париже как члена «НРФ», и на литературном приеме, данном в его честь, он представил своего друга Тонио сеньоре Гомес Карильо, привлекательной темноволосой молодой даме. С ней он повстречался на пароходе. Ее муж, Энрике Гомес Карильо, умер несколько лет назад, оставив ей квартиру в Париже, виллу в Ницце, а также, чем и объясняется ее появление в Южной Америке, значительные владения в Аргентине. Уроженец Гватемалы, Гомес Карильо провел юность в Сан-Сальвадоре, затем переехал в Европу, где дорос до должности редактора мадридской газеты «Либераль» и стал корреспондентом. В Париже он встретил Мату Хари, и, будучи журналистом с явной тягой к приключениям, даже написал о ней книгу, доставившую ему кратковременные неприятности с французскими властями незадолго до окончания Первой мировой войны. Энрике женился на известной испанской певице Ракель Мелле. Этот второй его брак (все равно закончившийся разводом) сопровождался весьма бурным проявлением страстей. В «Неополитанском кафе» и в «Кардинале», недалеко от «Гранд-опера» (эти два заведения обычно часто посещали представители латиноамериканской колонии в Париже), он был известен как счастливый дуэлянт из-за его готовности скрестить сабли с любым критиком, осмеливающимся подвергнуть сомнению вокальные данные его жены. Когда немного позже он повстречал Консуэлу Сунсин де Сандоваль, это был уже белоголовый сорокадевятилетний мужчина. Ей тогда едва исполнилось семнадцать – весна жизни для многих испанских женщин. Сопротивляться ее блестящим темным волосам и живым темным глазам оказалось невозможно, во всяком случае пылкому авантюристу, и, ко всеобщему удивлению, вероятно и ее собственному, он женился на ней.
Консуэла Гомес Карильо, видимо, не обладала соблазнительной слабостью Маты Хари, но ее характер и экзотическое воображение можно уравнять с темпераментом Ракель Мелле. Когда ее муж в 1927 году умер, она сняла его посмертную маску, очевидно приобщаясь к таинственной загробной жизни. Помещенная на пьедестал в маленькой квартире из двух комнат около Мадлен в Париже, оставленной Консуэле мужем, маска поражала воображение посетителей, испуская зловещие трески «всякий раз, когда Консуэла флиртовала или произносила что-нибудь не к месту… Мне было девятнадцать в то время, – вспоминала Ксения Куприна (дочь русского писателя Александра Куприна), – а она была немного старше, возможно, двадцати пяти лет, хотя выглядела очень молодо. Она была типичной жительницей Южной Америки, маленькой, изящной, податливой, с красивыми руками и кистями рук. Удивляли выразительные черные глаза, сиявшие, подобно звездам, и восхитительно гладкая кожа».