Именно тогда Антуан с удивлением, граничащим с восхищением, познакомился с Консуэлой Гомес Карильо, болтавшей на ломаном, но необычайно колоритном французском, до предела забавлявшем его. Она была смуглой и миниатюрный, вовсе не в его вкусе, но какая-то дикая красота, сосредоточенная в ее темных глазах, и штормовой ветер ее речи завораживали его. Так он летчик? Изумительно! Как же замечательно, должно быть, смотреть с высоты на землю! Каким маленьким, каким странным все должно казаться оттуда! Но, увы, она никогда не летала на самолете.
– Тогда я возьму вас на борт! – вскричал Сент-Экзюпери. – Это будет ваше крещение в воздухе, и я буду вашим отцом, ваш крестным отцом, и вашим священником.
Она пришла в восторг. Почему нет? Она не аргентинка, и за ней не присматривала семейная дуэнья или ревнивый муж, и никто не помешает ей получить удовольствие.
Сент-Экс сдержал слово. Они отправились в Пачеко, где он поднял ее в воздух на своем «Лате-25», убедившись, что она крепко привязана на сиденье рядом с ним. На высоте в несколько тысяч футов он сказал ей с усмешкой:
– Теперь я покажу вам, на что способен этот самолет.
И с этими словами он провел самолет через ряд резких виражей и плавных скольжений, не теряя присутствия духа.
– Остановитесь! Остановитесь! – кричала она. – Пожалуйста, пожалуйста! – Но игра продолжалась, и с каждым пируэтом она все больше пугалась. – Пожалуйста… Пожалуйста…
– Отлично, – сказал Сент-Экзюпери. – Я остановлюсь, если вы обещаете мне стать моей…
Он уменьшил обороты мотора и навалился на рукоятку. Нос самолета опустился, и, к ужасу Консуэлы, земля начала наезжать на них, вырастая на глазах с каждой ужасающей секундой.
– Прекратите! – Она уже вопила. – Прекратите!
– Говорите «да»! – прокричал ей Сент-Экс, получая наслаждение от этой игры.
– Да, да, да! – крикнула она и закрыла глаза.
Антуан вернул рукоятку назад, и исчезнувшее было небо плавно возвратилось на место. Уф! Они спасены. Он подарил ей широкую, образовавшую ямочки на щеках улыбку, но Консуэла смогла улыбнуться снова только тогда, когда они приземлились.
С годами этот эпизод, который, правда, имел место и не являлся плодом ничьего воображения, также приобрел почтенный налет. Не так давно я слышал забавную версию: в самолете находились не только Сент-Экс и Консуэла, но также множество перепуганных пассажиров и среди них – какая удача! – священник, успокоивший пилота-сорвиголову, согласившись тут же, на месте, обвенчать их прямо в воздухе! Таков забавный пример телескопирования действительности. Полет в самолете действительно привел к браку. Хотя сначала казалось, что произошедшее вряд ли будет иметь какие-нибудь последствия: Сент-Экс не придал никакого значения этой шутке. Но тремя днями позже одна из тех революций, о которых говорила Консуэла, рассказывая о своем родном Сан-Сальвадоре, настигла родственную республику Аргентину. Радикальную партию, к которой принадлежал ее покойный муж, решительно сбросил с седла консервативный генерал по имени Хосе Эвариста Урибуру, и в течение ночи собственность Гомес Карильо оказалась конфискована новыми хозяевами страны. Его вдова внезапно оказалась фактически без гроша в чужой стране, далеко от дома. Почувствовав себя ответственным за ее судьбу (в конце концов, он сам попросил ее принадлежать ему), Сент-Экзюпери сжалился над тяжелым положением женщины, протянул ей руку и взял ее под свое крыло.
Несколькими месяцами позже Консуэла отплыла назад в Европу, в то время как Тонио оставался в Буэнос-Айресе встречать мать, отплывшую из Марселя в середине декабря. Беспокоясь и желая узнать, благополучно ли она поднялась на борт «Фландрии», Антуан заказал междугородный разговор из Буэнос-Айреса с городским домом в Марселе, принадлежавшим одному из его фонсколомбовских кузенов: трубку взяла его сестра Габриэлла в домике консьержки (где стоял телефон), и это вызвало настоящую сенсацию. Его мать провела Рождество в открытом море, и новый год тоже уже наступил, когда она, наконец, сбежала по трапу в порту Буэнос-Айреса. Январь – разгар лета в Аргентине. Чтобы удивить ее, Антуан полетел с ней в Асунсьон, 600 миль на север, но она с трудом перенесла выхлопные газы и запах масла, и ей едва хватило сил выбраться из самолета, при этом мать казалась «постаревшей и измученной». Ей потребовалось три дня на поправку, которые она провела в восхитительной гостинице, где пила охлажденный ананасовый сок (стояла жара) и нарисовала очаровательный пейзаж с зеленью пальм и красной землей.