Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

По сути, «Военный летчик» – всего лишь литературное обобщение пережитого Сент-Экзюпери в полете, предпринятом 23 мая 1940 года вместе с лейтенантом Жаном Дютертром (в качестве наблюдателя) и сержантом Андре Мотом (в качестве стрелка и радиста). Они выполняли задание на низкой высоте с начала и до конца, в то время как в литературном изложении рассказ идет о разведке на больших высотах, вынужденно завершенной на малой высоте. Сложный опыт нескольких месяцев работы был, таким образом, спрессован в единственный полет, ставший символическим обобщением всех остальных, и трудности летчиков на большой высоте переданы читателю с драматической концентрацией. В повествовании мелькают отголоски жизни на командном посту – Сент-Экс состязается в шахматы с лейтенантом Пьером Лакордером, майор Алиас опрашивает экипажи после возвращения с задания (они называют это между собой «допросом с пристрастием» или «пыткой»; по современной терминологии, принятой в воздушных силах, это означает «производить опрос пилота после выполнения задания»). И воспоминания о сельском доме в Орконте, о первых детских годах с Паулой, гувернанткой из Тироля, о темной прихожей в Сен-Морисе даны вовсе не ради живописности, которую Сент-Экзюпери ненавидел, но чтобы подчеркнуть контраст глубоко укоренившейся «суверенной защиты» жизни на фоне вырванного с корнями замешательства и хаоса разгрома и бегства. Так, к описанию кровяных колбасок, тщательно приготовленных фермером к празднеству, на которое пригласили Израеля, Гавуаля и его самого, Сент-Экзюпери не преминул добавить: «Лицо племянницы становилось мягче от этой таинственной глубины. Жена фермера вздыхала, оглядываясь по сторонам, и молчала. Фермер, мысли которого уже были поглощены завтрашним днем, сидел, окутанный земной мудростью. За этим молчанием всех троих лежит внутреннее богатство, сходное с общедеревенским и также подвергавшееся угрозе».

Ведь центральная тема, или доминирующая мысль, в «Военном летчике» вряд ли сильно отличалась от той, что читатель находил в «Планете людей»: единство людей по всему миру связывает их с этим самым миром – фермера с его землей и деревней, солдата с его армией, гражданина с его страной. «Человек – всего лишь узел отношений, – размышляет Сент-Экзюпери, паря над своей израненной родиной на высоте 30 тысяч футов, – а теперь мои связи почти бесполезны». Или, добавляет он немного дальше, «цивилизация – наследие веры, обычаев и знания, медленно приобретенного за многие столетия, иногда труднообъяснимое с точки зрения логики, но которое находит объяснение в себе, как тропинки, которые открывают внутреннее царство человеку». И снова наблюдая деревню, охваченную паникой, где крестьяне и лавочники сложили все, что могли, из своих пожитков на трактора, телеги и старые полуразвалившиеся автомобили, которыми многие даже не умеют управлять, автор испытывает «глухое беспокойство при мысли, что все эти скромные труженики с такими хорошо определенными функциями и обладавшие такими разными и ценными качествами к вечеру обратятся в унизительное для человека состояние бездельников и паразитов. Они расползутся по окрестностям и будут пожирать все вокруг… Вырванные из своей среды, лишенные работы, оторванные от своих обязанностей, они потеряли свою значимость». Подобно их кузенам и братьям, одетым в военную форму, – «нет больше армии. Есть только эти мужчины». Мужчины, которых катастрофа превратила в безработных или, скорее, инвалидов войны, которая смела их так безжалостно, как когда-то жестокий экономический поток поглотил целые железнодорожные составы ничего не понимающих шахтеров и повлек их назад, к бедности, на их польскую родину… «Эта Франция, которая рушится, – не больше чем поток, подхвативший безликие предметы», – подвел Сент-Экс итог драме на заключительных страницах. «Собор – больше чем сложенные вместе камни. Это – соединение геометрии и архитектуры». И если его страна разрушилась так стремительно в 1940 году, это произошло не только из-за подлости или неспособности ее политического и военного руководства. Подлость и неспособность – всего лишь симптомы более глубоко проникшей болезни.

Истина (а это Сент-Экзюпери знал) была сложна и противоречива, и он не предпринял никаких попыток умолчать о так называемых признаках пораженчества в размышлениях. «Гонку вооружений невозможно выиграть. Нас было сорок миллионов землепашцев, и нас противопоставили восьмидесяти миллионам рабочих, занятых в промышленном производстве! Против каждых трех человек из вражеского лагеря мы могли выставить лишь одного. Один самолет против десяти или даже двадцати; и после Дюнкерка один танк против сотни». Тактика выжженной земли могла сработать в России, обширной стране с населением вдвое большим, чем в Германии, но во Франции это не имело смысла. Это просто означало превратить в кучу мусора и пепла, оставшегося от войны, все, что создавалось кропотливым трудом столетия.