Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

На сей раз, похоже, Де Голль зашел слишком далеко, и Жиро, казалось, не смог этого вытерпеть. Внезапно улицы Алжира наполнились грохотом американских танков, французские подразделения, размещенные вокруг города, были поставлены под ружье, а охрана вокруг Летнего дворца усилена. В течение нескольких часов все висело на волоске, так как самые решительно настроенные против Де Голля стремились развязать путч, нацеленный на арест Де Голля, и высылку его в Браззавиль или в другое отдаленное место – план, почти открыто одобренный Рузвельтом и Саммером Уэллесом. Но Жиро, не желая вести себя как «фашист», в чем его долгое время обвиняли голлисты, упустил возможность дать роковой приказ в критический момент. Мечты о путче, который готовился в арабском кафе недалеко от Летнего дворца, развеялись как дым и остались только в памяти да таинственных слухах, бродивших по городу еще некоторое время после того дня. Пейрутону позволили выйти в отставку, и занявший его место генерал Катру, уже поставил свои пять звезд двум генерала Де Голля. Дабы продемонстрировать свою искреннюю благодарность Жиро за его выдержку и благородство, голлисты начали кампанию по распространению слухов, исподволь внушая всем, будто генерал Жорж, в ком они теперь признали врага, прибыл в Северную Африку в качестве секретного агента Германии.

На следующий день (4 июня) Сент-Экс наконец-то получил возможность оставить отравленный политикой город с разрешением, которого он так отчаянно ждал. Он вновь появился в Уджде с сияющей улыбкой. И этого было достаточно, чтобы его товарищи сразу поняли: отныне он официально восстановлен в рядах эскадрильи «Аш».

Получение повторного назначения в бывшую его эскадрилью не оказалось бы столь сложным, если бы не совпало с заменой старых машин «Блок-174» на локхидовские «лайтнинги», которые полковник Рузвельт предложил французам. Американские инструкторы обучали их пилотированию «Р-38», гораздо более сложной и напичканной большим количеством приборов машиной по сравнению с «блоком», освоенным Сент-Эксом три года назад. В Орконте ему доставило удовольствие поразить бесхитростного фермера, в доме которого его расквартировали, вопросом: «Как вы думаете, сколько приборов и рычагов мне приходится контролировать в полете?» И сам же ответил – 83. На «лайтнинге» это число приближалось к 200. Два двигателя снабжались топливом из шести топливных баков, причем каждый открывался и закрывался особым рычагом. Два из них были подвесными, они использовались для разгона самолета по взлетной полосе и при наборе высоты сбрасывались на обратном пути, чтобы облегчить самолет. Каждый двигатель был оборудован роторным компрессором, который включался автоматически на высоте около 11 тысяч футов, чтобы поддерживать постоянное давление в воздухозаборнике, а вытягивая дроссель, пилот мог увеличивать воздушное давление еще выше, чтобы придать своему «лайтнингу» дополнительное ускорение – 450 миль в час в горизонтальном полете, что позволяло уйти от неожиданно появившегося немецкого истребителя.

Летом Уджда испепеляла жаром пустыни, и это лишь прибавляло мучений пилоту, нагруженному до предела. На одну только процедуру усаживания в кабину уходило добрых пять минут, причем ни один пилот не справлялся с этим самостоятельно, без посторонней помощи. Утепленный летный костюм, необходимый для защиты от высотного холода, изготавливался из подбитого ватой и простеганного шелка, не слишком тяжелого, но поверх него надевали комбинезон, карманы которого наполнялись карандашами, резинками, логарифмическими линейками, блокнотами (связанными между собой веревкой), картами на шелковой основе, продуктовым пайком и даже иностранной валютой, позволявшей пилоту не бедствовать в случае, если он совершит вынужденный прыжок с парашютом. И, в дополнение к этому, следовало прикреплять на себе надувной спасательный жилет, разработанный специально для летчиков (вдруг он выбросится с парашютом прямо на воду), револьвер системы Кольта (чтобы защититься от нападения немцев), аварийный кислородный баллон, закрепленный на левой голени, трубка которого присоединялась к кислородной маске для предохранения летчика от потери сознания во время первой тысячи футов его падения.

Кабина в этих одноместных самолетах была настолько маленькой и тесной, что пилоту таких необычно больших габаритов, как Сент-Экс, приходилось сидеть стиснутым со всех сторон, причем на парашюте и надувном жилете-шлюпке. Микрофон, предназначенный для связи с землей, крепился под маской с помощью трубки к кислородному баллону. Функционирование и того и другого, так же как и надлежащая работа камер, выяснялось во время «проверки кабины» (на эту необходимую, но утомительную процедуру уходило все пять, а то и десять минут, доводивших летчиков до испарины).