Грейвс и не подумал оторвать взгляд от стены. Наоборот, он еще выше поднял фонарь, а другой рукой чуть ли не с трепетом обводил кончиком черного пальца контуры иероглифа, своими очертаниями напоминавшего помесь птицы с чем-то совершенно непонятным.
— Глупец ты, Могенс, — спокойно сказал он. — Если не теперь, то когда? Возможно, мы больше никогда не увидим этих росписей. Возможно, никто из людей их больше не увидит.
— Возможно, было бы лучше, если бы никто из людей никогда их и не видел, — съязвил Могенс.
Теперь Грейвс отвел глаза от настенной живописи, медленно повернул к нему голову и смерил долгим, полным презрения взглядом.
— Должен извиниться перед тобой, — холодно сказал он. — За то, что назвал тебя глупцом. Нет, ты хуже. Ты ретроград и невежда.
Могенс посчитал ниже своего достоинства отвечать на этот выпад. Со своей точки зрения Грейвс, возможно, был прав — но что значит точка зрения безумца? Вместо ответа Могенс просто пожал плечами и спросил:
— Теперь можем идти?
— Еще минуту, — сдержанно ответил Грейвс. — Надо сделать хотя бы снимок. Слава богу, что я велел Тому захватить с собой оборудование.
— Снимок? — Могенс чуть не потерял дар речи.
Неужели этот сумасшедший на полном серьезе думает, что они станут спокойно ждать, пока Том будет распаковывать камеру, устанавливать ее и делать все долгие необходимые приготовления ради того, чтобы сделать со стены снимок? Могенс мало разбирался в фотографии и еще меньше интересовался ею — но он видел, как это делается, и мог сообразить, сколько на это требуется времени. Времени, которого у них не было.
Грейвс, похоже, предугадал его возражения, поскольку предупредительно поднял руку, чтобы прекратить прения.
— Не беспокойся. Это займет не больше двух-трех минут. Я предполагал, что у нас будет мало времени, и распорядился заранее все приготовить. Тому надо только установить камеру. Дай ученому миру и всему остальному человечеству шанс бросить хотя бы один взгляд на это.
«Даже если этот взгляд будет нам стоить жизни», — подумал Могенс. Но странно, у него язык не повернулся, чтобы возразить. Помимо страха, было в нем что-то еще, что отдавало должное правоте Грейвса. Это всего лишь снимок, который не может повредить. Но может быть очень важен.
Грейвс правильно истолковал его молчание и нетерпеливым жестом подстегнул Тома:
— Слышал, Том? Ставь камеру. Да побыстрее.
— Вы рискуете нашими жизнями ради фотографии? — не поверила мисс Пройслер.
— Некоторые рискуют нашими жизнями ради одной помешанной, которая проведет остаток своих дней в дурдоме, — со злобой буркнул Грейвс, даже не глянув в ее сторону, а все свое внимание снова обратив на стену. — Это фантастика! — прошептал он. Его голос дрожал от благоговения, а в глазах горел огонь восторга, который испугал Могенса. — Только теперь я понял. Если бы знать это раньше!
— О чем ты говоришь? — спросил Могенс.
Он не собирался этого делать. Все в нем кричало, что лучше помолчать, чтобы случайно не задать последнего, может быть, решающего вопроса, который окончательно сбросит этого неуравновешенного человека за ту тонкую грань, на которой он балансирует с момента их спуска под землю. И тем не менее он уточнил вопрос, на который Грейвс не счел нужным ответить:
— Что ты хотел бы знать раньше?
— Эта картина, — Грейвс начал отчаянно жестикулировать рукой. Лампа в другой руке закачалась, и свет, заплясавший по фреске, пробудил изображения на ней к таинственной жизни. — Это не просто картина, Могенс! Это карта! Карта их родины!
— План города, знаю, — сказал Могенс.
Грейвс еще энергичнее затряс головой. И от этого движения свет добавил причудливых теней на картине, будто сокрытая глубоко под ней жизнь пробивалась в эту реальность.
— Да, карта города, — подтвердил он. — Но еще и карта их царства на родной планете, разве не видишь?
— Нет, — покачал головой Могенс.
— Правильно, да и как бы ты смог, — ответил странной ухмылкой Грейвс. — Ты ведь не видел того, что видел я. Я был в пирамиде. Я видел чудо, за которое бы ты полжизни отдал, чтобы хоть одним глазком взглянуть. — Он отступил на шаг и с простертой рукой обратился к стене. — Они воздвигли этот город по образу и подобию своей родины, понимаешь? Вон это там… — он показал на пирамиду, — это их солнце. Сириус. Это здание, и это, и это здесь… — рука в перчатке метнулась к трем наиболее впечатляющим знакам, и Могенс в одном из них узнал, к своему ужасу, предполагаемую мастабу, в которой они блуждали с мисс Пройслер, — …планеты, вращающиеся вокруг него.
Те менее презентабельные строения, вероятно, обозначают спутники. Это чудо, Могенс! Одна эта схема перевернет наши взгляды на вселенную и законы, которым она подвластна!
— Миленькая теория, — Могенс не мог скрыть ироничную улыбку. — Думаю, наши коллеги с астрономической кафедры побьют тебя камнями, когда ты преподнесешь ее им.
— Ничего подобного! — пренебрежительно ответил Грейвс. — Конечно, они поднимут меня на смех. Нимало в этом не сомневаюсь. Только смех застрянет у них в глотках, когда они увидят это здесь.