Ануш. Обрученные судьбой

Она вся была занята сувенирами: коллекция четок, выполненных из полудрагоценных камней; паранджи различных стилей, в том числе и выглядевшая так, будто она сделана из стали, а на самом деле из отшлифованной кожи; макраме; на одной полке с курильницами выстроились латунные и медные кофейники, на другой — маленькие шейкеры[28] с рынка золота. Были здесь и молитвенные коврики, и миниатюрные иконы — пожалуй, самые ценные предметы в этой комнате. На шелковых нитях висели, будто застывшие в пространстве, серебряные ханджары — короткие изогнутые кинжалы, вложенные в изысканные ножны.

Меня удивили не только все эти предметы, но и то, как Манон выставила их.

Я никогда не считал ее человеком, который интересуется таким вещами, но, похоже, были такие стороны натуры Манон, о которых я не подозревал.

— Мои дети… — сказала она, окидывая взглядом всю эту выставку.

Я спросил у нее про вывихнутую лодыжку, и после того, как я отмел ее невразумительные объяснения, она милостиво позволила мне обследовать ногу. Лодыжка опухла, на ней расцветал сине-зеленый синяк, скорее всего, весьма болезненный. Я посоветовал подержать ногу в холодной воде и пообещал прийти позже, чтобы наложить повязку.

— Я уже держала ее в холоде, а повязку в состоянии наложить сама! — последовала презрительная отповедь.

— Ну что ж, если тебе еще что-то нужно…

— Никаких повязок, вон!

Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять: она дурачится!

— Мурзабей! Ты все еще не простила меня!

— Нет!

— Тогда прими мои извинения и мои поздравления с благоприятным итогом!

— Accepté[29].

Я собрался уходить, но Манон настояла на том, чтобы я выпил стакан виноградного сока. Она кивком указала на угол комнаты, отгороженный занавеской, за которой я обнаружил раковину, полки с посудой, маленький кухонный шкафчик и буфет. Взяв графин с соком, я наполнил два стакана и вернулся к Манон.

Некоторое время мы обсуждали ее коллекцию, особое внимание уделив ханджарам. Я сказал, что Мурзабей умер бы от зависти. При упоминании его имени лицо Манон помрачнело.

— Он убийца и вор! Его не следовало впускать в больницу!

— В больницу любой может прийти, — запротестовал я. — И к тому же я не хочу быть тем человеком, который ему откажет.

По тому, как Манон смотрела на меня, я понял: у нее что-то на уме. Она спросила, как я познакомился с Мурзабеем. Я ответил, что много лет назад я ампутировал ему руку после того, как ему отсекли пальцы. У меня тогда не было выбора, потому что двое его людей наставили на меня ружья, завязали мне глаза и отвели в лагерь Мурзабея, расположенный далеко в горах.

В те времена Мурзабей часто переезжал с места на место и никому не позволено было знать, где он прячется. К счастью для меня, мы оба живы и имеем возможность рассказывать эту легенду.

— Разве не странно то, что он пришел сюда, в больницу? — спросила Манон.

Я сказал, что это действительно несколько странно, но сейчас вообще странные времена и не следует заострять на этом внимание. Манон это не убедило. Она хотела знать, почему преступник беспрепятственно проник в больницу и разбил лагерь под носом у местных жандармов.

Прежде чем я смог ответить, раздался громкий стук в дверь и на пороге возник Пол Троубридж.

Он раскраснелся и был взъерошенным, будто скакал в деревню во всю прыть. Он не сел, не снял пальто и сразу сказал, что пришел сюда, разыскивая меня.

Ему нанес визит губернатор и попросил составить список всех армян, работающих в городской больнице, включая и медперсонал.

— Зачем? — поинтересовался я.

— Он не объяснил, но это не сулит ничего хорошего. Такие же списки были составлены в Орду и Сивасе.

— Никто не просил меня составить список, но я догадываюсь, зачем это делается. Твой персонал хотят мобилизовать, Пол.

Он посмотрел на меня так, будто я вообще не понимаю, о чем говорю. Все люди в этих списках, сказал он, армяне или греки. Мне это казалось вполне логичным, так как среди работников больницы их было большинство, но Пол сказал, что половина людей в этом списке — женщины.

— Идет война, — сказал я. — На фронте нужны медсестры. Уж точно не сам вали будет исполнять их обязанности!

— Армяне! — воскликнул Пол. — Они забирают только армян и освобождают из тюрем закоренелых преступников! Объясни мне это, Чарльз!

— Мурзабей — преступник! — вставила Манон.

При упоминании имени бандита Пол пришел в еще большее возбуждение. Он хотел знать, при чем здесь Мурзабей, и, прежде чем я смог ее остановить, Манон рассказала ему, что курд побывал в больнице.

— Чарльз, только год назад за голову Мурзабея была обещана награда в две сотни лир. Почему теперь его оставили в покое?

Я не мог ответить на этот вопрос и не хотел выслушивать в очередной раз рассуждения Пола о заговоре турок, поэтому решил вернуться к работе.

— Тебе следует предупредить свой персонал, — сказал Пол, когда я встал, собираясь уходить. — Ты должен их подготовить. Мне жаль, что ты подвернула ногу, Манон, но мне нужно возвращаться в Трапезунд.