Ануш. Обрученные судьбой

— Дикари и детоубийцы! — Хетти села, ее горящий взгляд перебегал с одного предмета на другой. — Здесь одно лишь зло! Все коррумпированы! И эта проклятая еда отвратительна! — Она взмахнула рукой, и поднос с едой, стоящий на прикроватной тумбочке, полетел на пол.

— Хетти!

— Как же мне хочется оказаться в Спрингфилде! Как же мне хочется проснуться в моей старой спальне и услышать, как мама внизу играет на фортепьяно. — Она начала плакать. — Как бы мне хотелось, чтобы этого года не было в моей жизни и чтобы я проснулась однажды с Лотти на руках!

Я подошел, чтобы обнять жену. Мне никогда не хотелось чего-то так сильно, как дать ей сейчас то, о чем она просила, но жена оттолкнула меня, отвернулась и уставилась в стену.

Кровать была небольшой, но Хетти занимала очень мало места. Я потянулся, чтобы коснуться ее волос, они мягкой волной пробежали у меня между пальцами. Волосы молодой женщины. Ни одного седого волоска. Мне хотелось зарыться в них лицом, почувствовать крепкие объятия жены. Мне хотелось заняться с ней любовью так, как мы не занимались уже много лет. Но она отстранилась от меня, выставив свои плечи, как щит.

— Отец… — Роберт просунул голову в дверь. — Кто-то хочет поговорить с тобой.

Маленькая старуха стояла в дверном проеме, с головы до пят закутанная в черное традиционное платье и паранджу. Обеими руками она держала большую корзину с крышкой — такие использовали продавцы на рынке.

Она говорила на диалекте кочевников, и я мало что понял.

— Спасибо, сегодня мы не будем ничего покупать, — сказал я, закрывая дверь.

Но женщина и не думала уходить. Она протянула мне тяжелую корзину и вдруг быстро опустила ее и пыталась прикрыть своей юбкой — в коридоре неожиданно появилась домовладелица и начала прислушиваться к нашему разговору.

— Я сам здесь разберусь, — сказал я ей.

Женщина неохотно ушла, и я повернулся к посетительнице.

Дети столпились вокруг, с любопытством разглядывая старую женщину. Им мало что удалось разглядеть, были видны лишь голубые глаза и маленькие руки, все в морщинах. Она говорила слишком быстро, чтобы я мог уловить в ее речи больше одного-двух слов. Но она, то и дело оглядываясь, продолжала указывать на корзину.

— Я не понимаю, — сказал я. — Вы хотите, чтобы я что-то купил у вас?

— Может быть, ей нужен врач? — предположил Томас. — Доктор?

— Hayır![49] — ответила женщина, отрицательно качая головой.

— Тогда простите, но я ничем не могу вам помочь.

Я собирался закрыть дверь, но женщина вставила ботинок в дверной проем и пальцем указала на корзину, пробормотав что-то, чего опять никто из нас не понял.

— Почему она просто не покажет нам, что в корзине? — спросила Милли, потянувшись, чтобы поднять крышку, но женщина хлопнула ее по руке.

— Может быть, там змеи… — прошептала Элеанор.

— Не глупи! — сказал Роберт. — Не бывает женщин — заклинательниц змей.

Я уже начал подозревать, что она продает контрабандные товары и убеждена, что именно это нам и нужно.

— Я попрошу домовладелицу переводить, — предложил я.

— Hayır! Hayır! — Сунув корзину мне в руки, женщина развернулась на каблуках и была такова.

— Нет! — воскликнул я, когда дети захотели заглянуть внутрь. Домовладелица подглядывала за нами из кухни. — Пойдемте наверх.

Все гурьбой потопали по лестнице в спальню. Хетти сидела на кровати, ее глаза расширились от волнения.

— Не о чем беспокоиться, — сказал я. — Просто разносчик доставил товары.

Жена расслабилась, легла на кровать, но что-то в корзине привлекло ее внимание.

— Неси ее сюда! — велела она.

Я поместил корзину на покрывало около жены и снял крышку. Дети столпились вокруг, чтобы тоже увидеть, что внутри. Там лежал голый ребенок, девочка. Она спала, свернувшись клубочком.

Маленький, изнуренный и сильно пахнущий алкоголем ребенок попытался открыть глаза и закрыл их снова, тоненько, как котенок, попискивая.

Милли и Роберт от удивления раскрыли рты и потянулись к малышке, но Хетти шикнула на них и сама взяла ребенка на руки.

— Она практически ничего не весит.

Голова ребенка потянулась к груди Хетти. Все молчали.

— Здесь записка, — заметил Томас, доставая помятую бумагу со дна корзины.

— Прочти ее!

— Здесь просто написан адрес, — сказал он, всматриваясь в листок, — в Константинополе.

— Принеси мне таз и кувшин, — велела Хетти Элеанор и, когда дочь вернулась со всем необходимым, начала обмывать малышку.

— Смотрите! Это тюльпан! — вскрикнула Милли, ее палец коснулся родимого пятна в форме цветка, расположенного под левым соском. — Это ребенок Ануш!

Все смотрели на крошечное создание, лежащее на руках Хетти.

На улице воцарилась тишина, издалека доносился голос муэдзина, призывающего к молитве. В комнате под нами домовладелица перестала спорить со служанкой, и мы услышали мягкий стук разворачиваемого на каменном полу коврика для молитвы. Население Гюмюшхане склоняло головы и падало перед своим Богом.

— Аллах акбар!

Аллах велик, Аллах могуч.

— Милли, — сказала Хетти, — достань из сундука одежду Лотти.

Джахан

— В комнате неприятно пахнет, — сказала мать, отодвигая занавески и открывая ставни, чтобы впустить утренний свет.