Особенно враждебно отнеслась к ней Вера Ивановна Засулич, назвав Октябрь контрреволюционным переворотом. «Нет у социализма в настоящий момент более лютых врагов, чем господа из Смольного», – утверждала она. Для старой революционерки новая власть была зеркальным отражением царской, лишь усиленной красным террором. Большевиков она считала «отвратительным, громогласно лгущим, властвующим меньшинством, стоящим над громадным большинством, которое вымирает от голода и холода». Именно так она и умирала в неотапливаемой питерской комнатке в конце зимы 1919 года.
Георгий Соломон, близко знавший Ленина, как-то спросил его о скончавшейся недавно Засулич. Владимир Ильич отозвался так:
– Есть детская песенка, точно написанная на Веру Ивановну:
Для тех, кто, возможно, не понял всей тонкости такого юмора, Ильич добавил:
– Можно повторять снова и снова, как в песне «У попа была собака». Вот вам и вся Вера Ивановна…
Конечно, вождь мирового пролетариата имел в виду не то, как долго и тяжело умирала «старица». Скорее всего, он просто вспомнил, как на II съезде РСДРП в 1903 году Вера Засулич критиковала его за жёсткие формулировки партийного устава, за принцип демократического централизма, который, по её словам, диаметрально противоположен централизованной демократии. Особо досталось от неё и за диктатуру пролетариата, а этого Ленин ей не простил.
Он вообще не умел прощать и не терпел иных мнений. А уж фундамент его гигантского эксперимента – диктатуру пролетариата – трогать непозволительно никому, иначе можно договориться, что и террор не нужен, а тогда всё задуманное здание вообще может рухнуть в одночасье.
…На смену странному «нулевому» году с его разбродом и шатанием пришёл 1903-й. Все течения российского революционного движения разделились строго на большевиков – «твёрдых ленинцев» и на меньшевиков, пока ещё живых и ходящих в статусе «полуленинцев», то есть временных попутчиков.
И так продолжалось целых десять лет, до начала Первой мировой войны. Если забежать немного вперёд, то следует упомянуть два факта.
Первый случился в начале августа 1914-го – Анжелика уже работала редактором газеты Итальянской социалистической партии «Аванти!» и жила в Лозанне. В тот день она получила письмо от Плеханова с просьбой срочно приехать к нему в Женеву.
Как только она приехала, Георгий Валентинович резко спросил:
– Как вы и ваша партия относитесь к войне?
Вопрос удивил. Безусловно, великий марксист Плеханов должен был знать, что ответ естественным образом вытекает из её (как и из его собственного) мировоззрения.
– Мы делаем всё возможное, чтобы не допустить вступления Италии в войну и положить ей конец как можно скорее, – сказала Балабанова. – Что касается лично меня, то я, естественно, сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь в этом партии.
Его глаза гневно сверкнули.
– Значит, вы постараетесь не допустить вступления Италии в войну? А как же Бельгия? А где ваша любовь к России?
– Что вы хотите сказать, говоря о моей любви к России? Должно ли моё отношение к войне измениться, потому что в неё вовлечена Россия? Разве не вы раскрывали мне истинные причины войны? Разве не вы предупреждали нас, что эта бойня готовится и что мы должны противостоять ей? Разве сейчас вы за войну?
– Да, сейчас я бы вступил в армию и воевал бы против немцев…
Второй факт – это обыск на квартире Плеханова. Он приехал в российскую столицу в марте 1917-го. Ещё успел назвать бредом «Апрельские тезисы» Владимира Ленина. Успел предупредить, что «захват власти одним классом или – ещё того хуже – одной партией может иметь печальные последствия».
Осень у патриарха российского марксизма оказалась болезненной. Вот как об обыске на его квартире напишет Джон Рид в своей книге «Десять дней, которые потрясли мир».
«Петроградские антибольшевистские газеты вышли с заголовком: „У Плеханова температура 39°“. Плеханов жил в Царском Селе и лежал в постели больной. Красногвардейцы вошли в его дом, сделали обыск (искали оружия) и допросили старика.
– К какому классу общества вы принадлежите? – спросили они его.
– Я революционер и ещё сорок лет тому назад посвятил всю свою жизнь борьбе за свободу, – отвечал Плеханов.
– Всё равно, – заявил рабочий. – Теперь вы продались буржуазии.
Рабочие уже не знали пионера российской социал-демократии Плеханова!»
Негодование солдат и матросов по отношению к Плеханову было настолько велико, что советское правительство было вынуждено издать распоряжение «Об охране личности и собственности гражданина Георгия Валентиновича Плеханова».