Анжелина и холостяки

Анжелина решительно взяла ложку. Бэзил нервно подскочил и налил в стакан чистой воды, дабы при необходимости немедленно очистить небо.

Джиа, возившаяся наверху, именно в этот момент вошла в кухню, увидела пустой стул, тарелку супа на столе и свободную ложку. И немедленно плюхнулась за стол.

– А, zuppa! – Зачерпнула, подула.

– Постойте! – сдавленно воскликнул Бэзил за ее спиной.

– А, привет, мистер Купертино, не заметила вас, – и Джиа, причмокнув, сунула ложку в рот.

Анжелина и Бэзил, застыв, могли только наблюдать. Джиа зачерпнула еще ложку, и еще, прежде чем они оправились от потрясения.

– Ма? – осторожно начала Анжелина.

– Чего?

– Как тебе суп?

– Вкусно.

Анжелина решилась попробовать.

– На что это похоже? – взволнованно спросил Бэзил.

– На гороховый суп.

Бэзил тоже зачерпнул из кастрюли:

– И правда.

– А вы думали, это что? – удивилась-таки Джиа.

– Этот суп сварила Дотти, – сообщил Бэзил.

Джиа недоверчиво прищурилась.

– Понимаете, – задумчиво протянул Бэзил, – я наблюдал за ней, когда она начала варить суп, и она внимательно читала рецепт на упаковке с горохом. Никогда прежде этого не делала.

– Может, ей просто нужно было ваше одобрение, – предположила Джиа. – Думаю, Дотти не по себе стало от того, что вы без умолку восхищаетесь искусством другой женщины, мистер Купертино.

– Кто, я? – растерянно заморгал Бэзил. – Да я просто живое воплощение дипломатии.

– Ха! Да вы говорите об Анжелине так, будто именно она изобрела спагетти.

– Порой мне трудно сдержать свое восхищение, только и всего.

– Ага, но дело в том, что любая женщина желает, чтобы каждый мужчина в ее жизни считал, что никто на свете не готовит лучше, чем она. Анжелина не даст соврать.

– Власть вкусной еды может сравниться только с властью хорошего секса, – скрестив руки на груди, торжественно произнесла Анжелина.

– Это всего лишь слова, – отбивался Бэзил.

– Вы должны гордиться, что мы с Джиа открыли вам эту страшную тайну, известную каждой женщине, но о которой мужчины даже не подозревают. Пока не станет слишком поздно.

– Чувствую себя лазутчиком за линией фронта.

– Только представьте, – продолжала Анжелина, – вот вы встретили женщину, полюбили ее. Думаете, она не захочет готовить для вас? И вы, может быть, бросите нас ради нее. Или она заставитвас бросить нас. Я бы точно заставила.

– И я, – поддакнула Джиа.

– Никогда не рассматривал вопрос с этой точки зрения, – задумался Бэзил.

– Что ж, я буду молиться о вас, мистер Купертино, – сказала Джиа. – Вы из тех, кто может разорваться пополам, выбирая между женщиной и лазаньей.

И вот настал последний совместный обед. Анжелина окрестила его «Обед Благодарности», полагая, что все поймут, что именно она имела в виду. Она подала домашние колбаски с картофелем и тушеной капустой в свежевыпеченном хлебе. Колбаски она приготовила без кожицы, из цыпленка со свининой, приправила тмином и шалфеем, а стенки порционных хлебов выложила ломтиками проволоне. Блюдо получилось не только сытным, но и по-настоящему домашним, странным образом умиротворяющим. Обед имел грандиозный успех, а мистеру Купертино Анжелина даже отправила в подарок свою фирменную лазанью, чья «песня сирены» привела первого гостя за ее стол, – чтобы облегчить, как он сам сказал, «переход к холодной индейке».