Анжуйцы

– Прошу простить меня за излишнюю наблюдательность, но, по-моему, самое время поговорить начистоту. Несомненно, встреча графа де Ла Тура с испанцами имела политический окрас, поэтому разделяя ваши опасения, могу с уверенностью допустить, что нападение было не случайным.

Тревиль не спускал глаз с Атоса, стараясь не упустить не единого слова. Арамис с Портосом так же проявляли немалый интерес к рассуждениям товарища.

– Но если посмотреть на произошедшее с другой стороны и попытаться в деталях разобраться, то всё выглядит весьма нелепо. Во-первых, нападавших было слишком мало, что бы справиться с теми, кто охранял сие так называемое предприятие. Попахивает дилетантством, такой вывод напрашивается, глядя на результат, которого достигла, а точнее не достигла атаковавшая сторона. Во-вторых, среди убитых нами, я не увидел ни одного знакомого лица.

Мушкетер с иронией окинул взглядом де Тревиля, сделав многозначительную паузу.

– Если бы в деле были замешаны те кого вы опасаетесь, я думаю, нам не удалось бы этим чудесным утром разговаривать с вами. Мы бы, в худшем случае, лежали в лужах крови, на брусчатке проклятого дворика, ну, а в лучшем сидели где-нибудь в Бастилии или в застенках Фор-Левек.¹

– Я всегда отмечал – вам не откажешь в логике. Да, всё выглядит весьма убедительно, с ваших слов. Но я хочу задать вам один вопрос. Постарайтесь ответить, на него, хорошо подумав.

Тревиль испытывающим взглядом впился в мушкетера, и сурово наморщив лоб, продолжил:

– Вы лично, граф, верите в подобные совпадения?

– Нет.

Незамедлительно ответил тот, кому капитан адресовал вопрос. Тревиль закивал головой.

– То-то и оно. Ищите хозяина кинжала господа. И помните, на карту, возможно, поставлены наши жизни. Более не смею задерживать.

Дверь распахнулась и три мушкетера, бряцая оружием, развеяли, своим шествием, толпящихся у двери людей. Пока их сослуживцы, охраняющие подходы к двери приветствовали лихую троицу радостными возгласами, а лакеи застыли в поклоне, д’Артаньян вихрем пронесся сквозь зевнувших стражников и привратников и, вскочив в кабинет, отвесил самый неистовый поклон на который был способен, затараторив.

– Господин де Тревиль, у меня к вам письмо от господина д’Артаньяна!

Тревиль прибывавший в тяжких раздумьях не разобрал, что там лопочет шустрый малый, но услышав знакомое из юности имя, уставился на человека произнесшего, то от чего на капитана нахлынуло что-то давно утерянное, до боли родное и сладостное. Смугловатое, скуластое лицо молодого человека, без всяких сомнений принадлежавшее гасконцу, показалось графу знакомым. В его голове закрутилась рулетка воспоминаний, где он такой же молодой, неотесанный провинциал, как и этот юнец, поступил на королевскую службу. Потом походы под предводительством Славного Генриха, такого же беарнца как и он сам, потом регентство Марии Медичи, потом Монтобан, сближение с молодым Людовиком… Погибшие и выжившие товарищи по оружию, лица которых вереницей проплывали в его памяти Де Карзак, д’Ажэньяк, Рюальтон, Дюардо, де Линьяк, д’Артаньян…стоп, д’Артаньян!

Взгляд капитана приобрёл осмысленность, он как будто сбросил с себя балдахин воспоминаний и ясные очертания предметов и людей вновь предстали пред его очами. Он поднялся и вышел навстречу юноше.

– Как вы говорите ваше имя?

Лакеи и мушкетеры, ворвавшиеся вслед за шевалье, кто с досадой, кто с удивлением удалились, затворив за собой двери, оставив графа наедине с молодым гасконцем.

– А я ещё не называл своего имени.

– «Полагаю, и не стоит себя утруждать! Ваше имя д’Артаньян из Беарна. Не так ли?

Слова были бы излишни. На лице молодого гасконца всё было написано гораздо красноречивее, чем любой его ответ. Сердце юноши вырывалось из груди, он приклонил колено сорвал с головы берет пожирая взглядом того в чьих руках была его судьба.

– Д’Артаньян, д’Артаньян, ах как все это было давно. Ваш отец ещё жив?

– Да сударь.

Он вдруг вспомнил о письме и поспешил предоставить его де Тревилю. Капитан, срывая печать и разворачивая сложенную бумагу, с добродушной улыбкой взирал на гостя принесшего ему мгновенья радости и безмятежные воспоминания о его далекой и многострадальной родине. За время чтения письма, на лбу у графа появилась глубокая изогнутая, как парящая чайка, морщина. Он отложил в сторону послание и строго спросил:

– Так чего же вы всё-таки хотите, господин д’Артаньян?

– Сударь, уезжая из Кастельмора в Париж, я надеялся в память о той дружбе, о которой вы не забыли, просить у вас плащ мушкетера. Но после всего увиденного, я понял, что эта милость была бы столь огромна, что я боюсь оказаться недостойным её.

Капитан с интересом взглянул на юношу.

– Это действительно милость, молодой человек, но для вас, возможно не так недоступна, как вы думаете. или делаете вид, что думаете.