Апекс

Вобла, не сводя глаз с Куцего, медленно опускается на четвереньки, поднимая кверху идеально круглый зад. Мягкие, тягучие движения, совершенно не свойственные Вобле, раздражают Куцего. Она это чувствует, видит, ощущает как-то, а потому пышные формы начинают рябить – идеально выверенная геометрия круглого лица искажается помехами, и вот точеный нос съезжает на бок, огромные миндалевидные глаза стекают по щекам, как подтаявшее мороженое, правый уголок пухлых губ сползает на подбородок. Куцый смотрит на это и с ухмылкой вспоминает свои планы встретить конец света в плотно сидящих наушниках, с баночкой пива в руках, пребывая в полнейшей безответственности и глядя на Армагеддон с высоты обдолбанного равнодушия. Не вышло. Куцый смеется, а пышнотелая брюнетка рябит и смазывается помехами, пока, в конце концов, не исчезает совсем.

На полу сидит Вобла, вымазанная засохшей кровью. Сидит и смотрит на Куцего, как собака – внимательно и немо.

***

День второй.

Куцый медленно отползает назад и материт себя – надо было уезжать отсюда на хрен! Он пятится в темноту, проклиная её богатое воображение. Все было нормально, ничего не предвещало такого поворота. Просто сидели и говорили, почти как нормальные люди и вдруг – Бах! Бросается на стекло, выворачивается наизнанку, сотрясает стеклянную клетку. Выворачивается в самом прямом смысле – кишками наружу, взрываясь внутренностями, забрызгивая, заливая кровью стекло.

Я кричу. Кричу и плачу – мне больно! Куцый, помоги мне! Бога ради, сделай же что-нибудь!!! Я кричу, чувствуя, как изливается болью, выворачивается мое тело, как рвутся желудок, печень, легкие, кишки. В прямом смысле. Мне больно! Господи, как же горит… Куцый! Не убегай, Куцый, пожалуйста не бросай меня! Бога ради, помоги мне!!! И это не я – Ряженый втискивается в меня, забирается внутрь, разрывая мою плоть на куски, и она, разодранная, заворачивается вокруг меня, словно старый пергамент, кричит болью, горит в агонии. Улыбающаяся сволочь убивает меня, превращая нутро в конфетти. Мое тело соткано из огня, и оно пытается убежать само от себя – оно плачет, оно кричит, оно умоляет…

Куцый, помоги!!! МНЕ БОЛЬНО!!!

***

День третий.

Она сидит в углу, поджав ноги – её колотит. Затравленно смотрит по углам стеклянной клетки и ждет, когда явится Ряженый ублюдок. Она – почти человек, и сейчас очень хорошо понимает, что Куцый… он не сможет помочь ей. С чего она вообще решила, что хоть кто-то сможет помочь? Это – приговор. Она – смертник. Озирается по сторонам, вглядывается в темноту, окружающую крохотный островок света, и понимает, в чем именно смысл тюрьмы – к тебе может прийти кто угодно. Не тебе выбирать посетителя.

***

День четвертый.

– Знаешь, у меня тут полнейшая антисанитария, – говорит она, и кивает в сторону загнившей, подсыхающей лужи полупереваренных кишок и крови в дальнем углу. – Воняет.

Куцый поднимает глаза, смотрит в угол и лениво пожимает плечами:

– Ну, если ты не станешь это есть, ничего с тобой не случится, – опускает глаза и снова бегло просматривает страницу раскрытой книги.

– То есть, ты бы согласился жить рядом с кучей гниющих внутренностей?

– Для начала, меня бы никогда не стошнило кучей гниющих внутренностей.

Она подползает к стеклу:

– Считаешь это моя вина?

Куцый поднимает голову. Сначала его взгляд в сотый раз приковывает боевой раскрас кровью вокруг губ, по всему подбородку и шее, и лишь потом, поднимается наверх – в её глазах странная смесь ярости и мольбы. Она смотрит на него, двигается, прижимается лбом к стеклу и сверлит ненавидящим взглядом, в глубине которого, как монетка на дне колодца, блестит отчаянье. Словно признание вины сделает её свободной. Словно расставленные над «i» точки сделают её агонию осмысленной, и оттого менее болезненной. Словно это даст точку отсчета, ведь там, где есть начало, обязательно есть конец. Она хочет знать, что когда-нибудь это, наконец, закончится. Куцый говорит:

– Мне плевать, чья это вина. Когда у человека вирусный менингит, виноватых не ищут – его изолируют и лечат.

– Надеешься вылечить меня?

Куцый смотрит, Куцый молчит, Куцый опускает глаза:

– Ну что-нибудь произойдет обязательно. Чем черт не шутит…

***

День пятый.

Куцый стоит в нескольких метрах и смотрит на происходящее – его взгляд прыгает по стеклянному кубу, пытаясь успеть за ней. Он стоит у дальней стены и просто смотрит, потому что сделать тут ничего нельзя. Может, и можно, но он не знает – что, не знает – как, и это уже не отчаянье – простая усталость. Глаза красные, опухшие, но радужка пляшет в глазном яблоке, ловя в объектив тонкое тело.