Были и ветхие домишки с наглухо забитыми окнами и покосившимся крыльцом, на которое давно не ступала человеческая нога. Такие дома уже не ждали своих хозяев: некоторые представители нового поколения, не желая всю жизнь «копаться в земле и пасти скот», навсегда уехали искать счастье в далёких городах необъятной «самой большой и самой счастливой страны мира»…
Понимая, что выманить своенравную мать из деревни отныне будет почти невозможно, сыновья вырывались, кто как мог, из цепких лап городов, по отдельности навещали её, а на майские праздники приезжали вместе, чтобы сообща посетить на День Победы сельский мемориал, поклониться отцу и всем погибшим на войне. Они испытывали вину за нечастые визиты, но и не особо пытались уговорить мать приехать погостить у них, хорошо зная о её упрямом нежелании общаться со своими невестками. Сыновья возвращались домой хотя и с облегчением от того, что навестили маму, но неизменно с новыми думами и тревогами, слегка опечаленные.
Однако когда у Эрика родился сын, Кнар приехала сама. Правда, не сразу, а спустя почти три месяца, но зато с подарками собственного производства — вязаным костюмчиком, шапочкой, носочками. Посмотрела с внимательным прищуром на большеголового сияющего малыша в люльке и вынесла вердикт:
— Вот это другое дело!
И тут же добавила с упрёком:
— А то разродились девками…
Младенец улыбнулся, словно понял слова бабушки.
— Наша кровь, сразу видно, — подмигнула Кнар Эрику, нарочито не замечая Лары.
Бабушка наклонилась к внуку, будто собираясь поцеловать его, но не решаясь. Ребёнок потянулся одной ладошкой к ней. Она протянула указательный палец, малыш на удивление крепко схватил его.
— С ним мы точно подружимся, — засмеялась Кнар.
С невесткой она не беседовала, ограничиваясь несколькими необходимыми общими фразами, от угощения отказалась. Кнар поиграла с подросшей Анаит, нарисовала ей забавные рожицы, показала, какие интересные фигурки можно слепить из пластилина. Но мысли её всё время были там, с маленьким Арменчиком в люльке.
То и дело Кнар подходила к карапузу, внимательно разглядывала его. Малыш улыбался, широко открыв рот и весь сияя.
— У него звезда на лбу, счастливый будет, — заключила бабушка.
Заигрывая с малышом, она закрывала своё лицо ладонями и, распахнув их через секунду со словами «ку-ку», представала с новой смешной гримасой перед округлившимися то ли от неожиданности, то ли от удивления карими глазками.
— Ы-ы-ы… — от переполняемых эмоций у малыша захватывало дыхание.
Кнар никогда не было так хорошо. Её, казалось, иссохшее сердце наполняло необычное чувство, словно вдруг вышло из-за туч и засияло ярким светом солнце, а вокруг распустились и заблагоухали цветы. Лара впервые видела на лице свекрови такое, по-детски наивное, умиление.
Кнар вдруг спохватилась:
— Я же на автобус опоздаю!
От приготовленного Ларой обеда свекровь отказалась, но стакан чая с маленьким кусочком сахара выпила.
На прощанье поцеловала ручку малыша:
— Ну, до свидания, дружочек! Не скучай. Вот чуток подрастёшь, заберу тебя к себе в деревню.
Глава 34
Человека, ударника труда, собирались наградить орденом, но в итоге ограничились… выговором. Это похоже на анекдот, но именно так поступили с Алеком Багумяном. Вскоре после «хамского поведения с высокопоставленным представителем власти» (именно таким манером отрапортовал замминистра вверх по инстанции) на строительный участок была направлена инспекция республиканского министерства, которая очень постаралась найти «недостатки и упущения» в организационной работе главного инженера. Тут же появились неминуемые в таких ситуациях коллеги и подчинённые с затаённой обидой, пошли доносы. А последовавший выговор «за ненадлежащее исполнение должностных обязанностей» и снятие портрета со стены в уголке ударников коммунистического труда стали венцом грязной травли человека, «вина» которого состояла лишь в том, что он отказался предать фамилию своего рода…