Апельсиновый сок

– Что? Подаришь ей квартиру? С какой стати?

– Дима, ну ты же сам мне рассказывал, что заменил родителей своей младшей сестре. Разве ты не считал бы справедливым, чтобы она отблагодарила тебя?.. В общем, чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что я должна оставить Надю у себя.

Миллер повертел пальцем у виска и тяжело вздохнул.

– Ты уверена, что сама этого хочешь? – спросил он после долгой паузы.

– В каком смысле?

– Я имею в виду: тебе на самом деле хочется отдать квартиру Наде?

– Нет, но… – Она замолчала: слишком многое нужно было объяснять.

Миллер провел рукой по лицу и уставился в пол.

– Это непростой вопрос, Вероника. Я могу ответить за себя, если мой опыт тебе интересен. – Она кивнула. – Да, мне было тяжело воспитывать сестру и заботиться о больной матери. В качестве утренней зарядки я мыл полы в булочной, потом бежал в институт, а потом на станцию «Скорой помощи». Я варил обеды, стирал и сторожил мать во время припадков. Иногда я готов был возненавидеть и ее, и даже сестру. Мне хотелось плюнуть на все и купить себе новые штаны взамен школьной формы для сестры. Не буду врать, я считал, что приношу огромную жертву и за это достоин награды. Но от жизни, а не от сестры. Я возился с ней не для того, чтобы она в будущем отблагодарила меня, я просто хотел, чтобы она выросла нормальным человеком. Сейчас, после того как ее муж ушел из армии и начал торговать крабами, она стала вполне состоятельной женщиной, и я, конечно, рад за нее. Но я не буду просить у нее денег, хотя бы и для покупки квартиры. Мне такое даже в голову никогда не приходило.

Вероника закурила и рассказала Миллеру обо всем, что последовало за ее первым звонком Наде. В том числе и об обещании отца открыть Миллеру ее истинное лицо.

– Я понял, – усмехнулся он. – Дай-ка сюда телефон.

– Дима, что ты задумал?

– Номер подскажи… Выступлю в роли твоего представителя.

– Нет, прошу тебя, не надо! Давай поживем немного у тебя, а потом продадим эту московскую квартиру и твою комнату и приобретем себе новое жилье. На эти деньги мы сможем прекрасную квартиру купить, или даже загородный дом. У меня ведь еще дача есть, и коллекция картин… А у Нади совсем ничего. Разве это справедливо?

– Оставь, пожалуйста, свои коммунистические замашки. Номер давай.

Веронике вдруг стало весело, и она продиктовала номер.

Когда трубку сняли, Миллер вежливо поздоровался, попросил Надежду Васильевну и назвался представителем Вероники. Судя по всему, Надя сразу дала ему достойный отпор – тон Миллера резко изменился.

– …Хотите вы или не хотите, вам придется со мной разговаривать! Нет, это не семейное дело, все гораздо проще. Вы, мадам, незаконно занимаете чужую жилплощадь, и я хочу вас проинформировать, что если Вероника Васильевна по приезде увидит вас в своей квартире, то обратится в милицию… Она хочет жить в своем собственном доме, на что имеет как законное, так и нравственное право. У вас было достаточно времени, чтобы собрать вещи и переехать, а долг и совесть тут ни при чем… Ах вот как? В таком случае она вызовет ОМОН! Но жить в этой квартире вы точно не будете.

Не слушая Надиных воплей, он сказал «до свидания», положил трубку и повернулся к Веронике:

– Не волнуйся. Мы с Колдуновым встретим тебя на вокзале, поедем все вместе на Васильевский и выкурим твою сестричку. А то что же получается? Ты вышла замуж по расчету, терпела старого мужа, и ради чего, спрашивается? – Миллер засмеялся.

Вероника молча встала из-за стола и ушла в комнату. В темноте белела разобранная постель. Отодвинув занавеску, Вероника села на широкий подоконник и опять закурила, глядя на московский пейзаж. Светились загадочные огоньки окон, горели огни фонарей внизу, и фары летящих мимо машин чертили во мгле загадочные стрелы.

Вероника снова подумала, что кто-то спешит домой, а многие уже наслаждаются семейным уютом, не думая о том, кто кому сколько должен. Люди дружно пьют на кухне чай, обмениваясь впечатлениями о прожитом дне, смеются или, наоборот, утешают друг друга.

И эта жизнь, столь обыденная и привычная для миллионов, кажется ей несбыточной мечтой!..

Вероника росла гадким утенком, училась средне, и в школе у нее поклонников не было. Ее никогда не звали в гости, не приглашали танцевать на школьных дискотеках, не говоря уже о более существенных знаках внимания. В классе она была главным объектом насмешек. Тогда это очень обижало ее, но теперь, вспоминая школьные годы, она понимала, что характер у нее был не таков, чтобы преуспеть в коллективе. Неизвестно, как сложилась бы дальше судьба Вероники, если бы не Эсфирь Давыдовна, сыгравшая в ее жизни роль доброй феи.