А еще она вспомнила Иэна. Всадника, который прозвал ее Чужестранкой. Всадника с бледным худым лицом и равнодушным взглядом, в котором изредка мелькали отголоски эмоций, когда он смотрел на нее. Всадника, у которого была мечта стать свободным.
Всадника, которого Этери больше никогда не забудет.
Все они ворвались в ее жизнь так внезапно и перевернули ее с ног на голову, что Этери даже не успела возразить. Она просто плыла по течению, сталкивалась с трудностями, опасностями, рисками. И ей нравилось это. Все время, что она провела в Ареморике, Этери рвалась обратно домой. Но, оказавшись в Хоу-Хэле, она вдруг поняла, что хочет вернуться. Не только, чтобы разыскать Лилит, которую, вероятно, случайно зацепило, и она перенеслась в Ареморику, но и для того, чтобы снова увидеть тех, кто стал ей дорог.
А еще Этери хотела разобраться с Артуром. Сражение закончено, но битва не выиграна. Осталось множество вопросов, главным из которых был о пророчестве.
Этери должна вернуться.
Должна отыскать Лилит и всадников.
Вернуть
Решительно развернувшись, Этери открыла гардеробную и вытащила оттуда легкое боевое облачение, в котором она сражалась с Авалоной на тренировочном поле. Штаны, рубашка, корсет. Застегивая кожаные ремешки, Этери поняла, что ее руки помнят каждое движение, каждое прикосновение к коже. Они помнят, как держать рукоять меча, с какой ноги сделать выпад и как увернуться от ответного удара. Этери помнила, под каким углом бросить стилет так, чтобы он прилетел в сердце, и как сражаться в ближнем бою. Авалона не доверила ей обычный меч, заставила учиться на деревянном, но как обращаться со стилетом, показала в первые же дни. Небольшой клинок был легким, и наносить удары им гораздо проще, чем грузным мечом. Но Этери все равно понадобилась практика. Она довела навык если не до совершенства, то до хорошего уровня, это точно.
Убрав стилет в один из карманов в корсете, она почувствовала, как сильно бьется ее сердце в груди.
Она возвращается. В этот раз по собственной воле.
Собрав в походный мешок все необходимое, Этери попыталась засунуть в него и меч, но рукоять и навершие все равно торчали. Пришлось обмотать меч тряпкой, чтобы Джон не понял, что конкретно она пытается пронести.
Дневник тоже полетел в мешок, как и нарисованная карточка. Привычка, которую выработала Этери за три недели после своего возвращения, никуда не исчезла. При каждой возможности она все так же тянулась к дневнику, чтобы записать в него то, о чем не хочется забыть. И если ее воспоминания сотрут снова, она откроет дневник, и каждое слово вновь напомнит о себе.
На первом этаже особняка семьи Фэрнсби умопомрачительно пахло запеченной уткой. Этери сглотнула вязкую слюну и прошествовала в кухню. Слова, которые она собиралась сказать Джону, застряли в горле.
Мужчина убрал с плиты кастрюлю с бульоном. Как и всегда, он улыбнулся ей, но улыбка быстро померкла. Этери изменилась, и он заметил это. Не только одежду, в которой она нашлась спустя три месяца, но и жесткое выражение лица, прямую осанку и расправленные плечи.
— Ты так похожа на мать, — со вздохом сказал Джон, заметив походный мешок за ее спиной.
Этери такое сравнение не понравилось. Она никогда не стремилась быть похожей на Лилит и никогда не была. Только в Ареморике все изменилось. Этери пришлось стать такой, чтобы выжить. Не по своей воле, а из-за шутки дрянного мира, в который ее по ошибке затащил Элфи.
— Я знаю, где искать маму.
Серебряная ложка выпала из руки Джона, с громким стуком ударяясь о черный кафель. На его лице появился намек на надежду. Он посмотрел на нее, а у Этери заныло сердце.
— Я отправляюсь за ней одна.
— Нет, — поспешно заявил Джон. — Ни за что. Где она? Где Лилит? Прошу, расскажи, милая, и мы во всем разберемся. Вместе…
Он подошел, взяла ее руки в свои и легонько сжал их. Ладони Этери дрогнули, их обжигал жар, исходящий от тела Джона. Она почти ненавидела себя за то, что пришлось сказать:
— Я знаю, как сильно ты любишь ее и меня, но не могу рассказать. Просто дай мне уйти. Обещаю, я верну ее.
Этери замолчала, прикусив губу до крови. Спустя недолгое молчание Джон сказал:
— Но вернешься ли сама? — с грустью в голосе тихо отозвался он.
Этери подняла на него взгляд. В теплых карих глазах Джона застыла нежность и болезненная печаль. Он не хотел ее отпускать, будто бы чувствовал, что смотрит на нее в последний раз. Этери тоже чувствовала и старалась запомнить каждую черточку на его лице/ Аккуратно подстриженные седые волосы, теплые темно-карие глаза с зелеными крапинками, сильные руки.