Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики

Король прищурился, быстрым движением выхватил меч, и когда Элфи подумал, что умрет от рук того, кто исказил всю его жизнь, Артур рассек свою ладонь. Лезвие мягко резануло кожу там, где находилась линия жизни. Кровь потекла по запястью, окрашивая ладонь в багряно-алый цвет. Артур достал из внутреннего кармана белоснежный платок и зажал им рану, а спустя несколько мгновений, когда на платке образовалось кровавое пятно, кинул его в Элфи.

— Поступим иначе, альв. Найди мою дочь и верни домой. Ее и только ее. Тогда я верну тебе крылья.

Элфи заинтересованно взглянул на платок, а затем на короля. Малышка Лилит сбежала? Ах, да… сколько прошло лет с тех пор? Два десятка? Пока он медленно разлагался в этой дыре, в королевстве кипела жизнь. Пока он занимался тем, что проклинал Артура, его дочь выросла и, очевидно, не захотела всю жизнь провести под гнетом отца-тирана.

— У тебя целый двор фэйри, а ты просишь об этом меня? — презрительно фыркнул альв, — Павшего и отказавшегося от твоего покровительства?

— Ты не предашь меня. Не предашь, если хочешь жить.

В его руке что-то блеснуло. Когда мужчина разжал ладонь, Элфи увидел тонкую золотую цепочку, звенья которой состояли из маленьких оранжевых цветов с нежными лепестками. Лачуга, в которой пахло кровью и дымом, наполнилась сладким ароматом апельсинов и теплом, которое так и ластилось к его ногам. Вереск. Глаза Элфи засияли. Это необычное растение поможет ему продержаться еще немного. Артур прекрасно знал об этом. Вот только откуда он достал цветущий вереск? Альв думал, что эти цветы уже давно обратились в пепел.

Элфи усмехнулся и уже в следующую минуту стоял около короля, сжимая в руках мягкую ткань его плаща. Он встряхнул Артура, с ненавистью заглядывая в его глаза.

— Я уже мертв, мальчишка, — хриплым, по-животному страшным голосом прорычал альв.

— Еще нет, — король брезгливо освободился от хватки, — но в моих силах сделать так, что ты больше никогда не проснешься.

Чья-то теплая ладонь опустилась на его плечо и крепко сжала. Элфи прогнал навязчивое воспоминание и повернул голову. Авалона внимательно следила за девочкой и ее рыцарем. Они быстро вошли в роль, и хотя Этери напряженно улыбалась, ее личный всадник-рыцарь хорошо отыгрывал заботливого мужа.

— Спасибо, — невпопад сказала всадница.

Элфи поспешно убрал ее руку. Она не убьет его на глазах девчонки, слишком глупо. Но рисковать он все равно не хотел.

— За что? — безразлично отозвался альв.

— Ты спас Иэну жизнь.

— Я ничего не далал, — все больше раздражаясь, бросил Элфи. У них с Этери нездоровое желание слепить из него героя. — И закрой свой ротик, всадница, впереди идущие идиоты слышат каждое наше слово.

Спины стражей все также оставались прямыми, а плечи даже не дрогнули. Фейри не обращают внимание на тех, кого считают недостойными своего внимания. А когда-то давно эти двое преклоняли перед ним колени. Вспомнив о своем былом величии, от которого остался лишь приторно-терпкий аромат вереска, альв разозлился с новой силой. Внешне он оставался спокойным и сосредоточенным, но внутри все пошло трещинами.

Ворота, ведущие в Карлион, всегда возвышались и тянулись к небу, призывно блестели на солнце и отражали серое небо в туманные дни. Первый круг защиты. Элфи был здесь однажды и прекрасно помнил, как выглядит любимый город короля Артура. Но то, что теперь увидел перед собой Элфи, стало для него полнейшей неожиданностью.

Они были искажены и сломаны. Вместо причудливого узора альв увидел, как золотые прутья обвивал ядовитый плющ. Растение расползлось не только по поверхности ворот, но и стелилось по земле. Казалось, оно захватило весь город, выкрав власть, которой Артур так дорожил.

А еще Элфи разглядел на воротах цветы. Кроваво-красные и черные розы, чьи лепестки изредка опадали, разбавляя зелень мрачными красками. Все это напомнило Королю Падших собственный дом, где царствовала свежесть леса. Где так же играючи можно было обжечься. Что же его подданные сотворили с Карлионом? Или это Артур постарался?

“Юный мальчик-король слабеет”, — подумал Элфи и эта мысль была настолько сладкой и приятной, что он рассмеялся.

Зато Авалоне, стоящей рядом, было не до смеха. Ее глаза наполнились невообразимой болью. Раньше Элфи удавалось разглядеть в них весеннюю зелень, а теперь весна ушла, уступив место по-зимнему холодному стеклу. Ей не нравится, что кто-то имеет влияние над королем. И альвы ей не нравятся. У всадницы, должно быть, остались старые шрамы, полученные в империи и может, ей и не промыли мозги, как остальным всадникам, но неприязнь к альвам она чувствовала очень ярко. Настолько ярко, что даже Элфи уловил ее эмоциональный фон.