Читаем Аплодисменты после… полностью

Это была какая-то писательская поездка с жёстко ограниченной визой, которая истекала буквально через день после того, как советский шансонье вдруг получил гонорар за свою пластинку. Немыслимая для советского поэта сумма, которую необходимо было как-то потратить до завтрашнего отъезда, вероятно, ещё и для того, чтобы не отдавать почти всё государству, как у нас тогда и было принято. И он пошёл тратить… Окуджава, смеясь, рассказывал, как он, чувствуя себя богачом и транжирой, зашёл в ближайший супермаркет и начал там скупать всё. Булат Шалвович говорил, что такого количества бессмысленных пустяков, которые потом оказались в его чемодане, он сроду не видел. Хватал с полок первые попавшиеся тряпки и бытовые аксессуары, бросал в тележку и, наконец, довольный, что так смог всё потратить и не забыть про сувениры, подошёл к кассе и удовлетворённо расплатился…

А утром, когда уже надо было выезжать из гостиницы, позвонили из посольства и сообщили, что ему продлили визу ещё на две недели… Да-а! Какой нелепый облом! Как же можно было бы не спеша и с толком потратить эти деньги! Но он рассказывал всё это без всякой досады или даже сожаления, как простой, но яркий штрих к портрету советского гражданина за границей, к нашему смешному менталитету…

А теперь вернёмся к письму, которое Булат Шалвович попросил ему прислать. Жил он, как известно, в Безбожном переулке (теперь, быть может, название поменяли, но в то время этот всхлип простодушного атеизма существовал точно). И вот он попросил меня совершить на конверте ошибку и вместо «Безбожного» написать «Божественный переулок».

– Интересно, – говорит, – дойдёт или нет?

Я так и сделал. Может, работники почты обладали достаточным чувством юмора и знали Окуджаву, но, так или иначе, письмо с «неправильным» адресом дошло до известного адресата. И наверное, в этом есть самая высокая справедливость, что оно не просто дошло, а дошло именно ПО НАЗНАЧЕНИЮ…

<p>Любовь Полищук</p><p>Любовь</p>

Вот такое название для рассказа о Любе Полищук. Просто «Любовь», и всё. Мало того, что это её имя, главное, что любовь – её кредо, смысл жизни, цель жизни и вообще – самое главное. Всё должно быть только ради любви, остальное не стоит внимания, – считала она.

Этот заскорузлый штамп: дескать, «улыбка в тридцать два зуба», как говорят о радостной, праздничной, располагающей улыбке, – неверен по определению. Я встречал людей, у которых такая «улыбка» была страшной. Тут, наверное, дело не в количестве зубов, а в количестве обаяния. Настолько обаятельной и заразительной улыбки, такого смеха, как у Любы, не было ни у кого.

Один раз она меня подвезла с «Мосфильма» на своей первой, только что купленной машине. Это был тот ещё цирк. Наверное, в это время у Любы ещё не сложились отношения с педалями сцепления и газа, поэтому машина двигалась рывками. На оживлённой трассе конвульсии Любиной машины приводили в бешенство всех водителей слева и справа: мало того, что женщина за рулём, так, наверное, ещё и права купила. Они все орали, матерились, а потом им удавалось разглядеть – кто за рулем. И настроение мужчин, мастеров вождения, мгновенно менялось. Люба понимала, что она на дороге новичок и не совсем права, но… Она улыбалась. И мужики, только что крутившие пальцем у виска и оравшие, вдруг откидывались на сиденьях, таяли, расслаблялись и тоже начинали улыбаться. Потому что есть улыбки, на которые нельзя не ответить. Меня истерика машины, которую Люба всю дорогу насиловала, не пугала, а только смешила. Я знал, что всё будет хорошо, что мы финишируем без потерь.

Любка-улыбка, хочется отозваться о ней, но самое время отметить, что улыбка – лишь составная часть её несокрушимого обаяния и привлекательности. Эту улыбку, знаете, нужно уметь подать, и именно в тот момент, когда она попадёт в цель и станет неотразимой… Задачу облегчает то, что Люба – настоящая красавица. Причём красавица итальянского типа. Её рост, стать и привлекательное смуглое лицо – далёкий привет от Софи Лорен или Джины Лоллобриджиды.

И тем удивительнее, что красавица Люба умеет кривляться так, что любой эстрадный кривляка или экранный комик кажутся обычными балаганными шутами на ярмарке провинциального города в Древней Руси. И ты забываешь в этот момент, что она красавица, настолько она убедительна и органична в своём комизме. Клоунесса с большим талантом. Мир не так уж богат выдающимися клоунами и клоунессами. Мы можем навскидку вспомнить Барбру Стрейзанд, или Лайзу Миннелли, или Джульетту Мазину, а у нас, допустим, Лию Ахеджакову или Инну Ульянову, Фаину Раневскую. Однако при всём уважении и даже восхищении ими – красавицами их назвать нельзя. А Люба – красавица, которая, ко всему, умеет и любит хохмить и кривляться. Итальянская красотка, обладающая замечательным и качественным чувством юмора, – это, как говорится, не просто страшная сила, а оружие массового поражения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство