Апофеоз войны

«Нет, тут явно что-то другое, – подумал он. – Что-то гораздо сложнее и запутаннее, нежели простой выброс аномальной штуковины. – Размышляя о результатах теста, Макс принялся повторять про себя: – Наночастицы… наночастицы…»

Не укладывалась эта мозаика в его голове.

Взяли второй тест – та же картина. Только количества наночастиц на кубический сантиметр оказалось значительно больше.

«Значит, приблизились к нужной точке», – понял парень.

Вышли на улицу.

– Теперь куда? – спросил Остроушко, оглядывая оставшиеся строения.

Макс присмотрелся. Хотел уже было идти к небольшому гаражу, как вдруг обратил внимание на одно строение, чьи обшитые жестью двери были, в отличие от других, чище, опрятнее. Сразу видно – такие открывали не ногами, а осторожно, берясь за ручку. И даже коврик на пороге постелили.

«Здесь, видимо, и сам Кропоткин сидел», – понял Максим и кивнул напарнику:

– Сюда.

Вошли внутрь. Осматривая мертвый коридор, прошли вглубь. Никого и ничего. Ни людей, ни бардака, который творился в других помещениях. Стерильная чистота.

Остроушко быстро проверил комнаты, кивнул – чисто.

Не найдя ничего подходящего, с чего можно было бы взять пробу, парни поднялись на второй этаж.

И там их ждал сюрприз.

Прямо посреди коридора блестела огромная кровавая лужица, уже запекшаяся, похожая очертаниями на полумесяц.

Остроушко присвистнул:

– Кого-то знатно вырвало!

– Разве это… ну, то самое? – спросил Макс. – Как ты понял?

– Я опытный следопыт, поверь мне, – не преминул похвалиться Николай. – Та лужа натекла не от ножевого ранения и не от пули – не тот разлет жидкости. Тут кого-то конкретно тошнило кровью. Причем, судя по разбросу капель, человек был не высокого роста. Возможно, сам Кропоткин? Он низенький по комплекции.

Макс хотел было взять пробы с этой лужи, но Остроушко кивнул в сторону дверей:

– А вон и его кабинет.

Огнев, подогреваемый любопытством, вошел внутрь.

Богатый кабинет, дубовый стол, кожаное кресло, а в нем…

– Кропоткин, собственной персоной, – глухо произнес Остроушко, глядя на труп, сидящий в кресле – в позе, будто совсем недавно задремал.

– Уверен? – спросил Максим, подходя ближе к телу и внимательно осматривая его. Землистый цвет лица, обвислые щеки, почерневшие губы, измазанные запекшейся кровью. На руках и рукавах тоже кровь – видимо, вытирал ими рот.

– Почти на сто процентов. Я фотку в секретных архивах видел. Похож. Вон какой мордатый.

Максим осторожно отодвинул кресло с трупом в сторону, принялся осматривать стол, который был завален различными бумагами – в основном накладными на отгрузку непонятных коробок с шифром «Джед-17». Достав из нагрудного кармана фотоаппарат, парень все детально сфотографировал.

– А это что такое? – спросил Остроушко, поднимая со стола лист бумаги, исписанный с двух сторон.

– Кажется, предсмертная записка.

Военный глянул на кривые каракули, сморщился, протянул Максу.

Огнев глянул. Рука пишущего явно дрожала, некоторые места были заляпаны кровью.

Парни!

Умираю. Плохо. Вырвало кровью. Позвонил ребятам, никто не ответил. Петр Андреевич тоже не отвечает. Кинул, падла! Хотя я столько для него сделал. Ребята, умираю. Тяжело дышать. Страшно. Очень страшно. Не думал, что так все будет.

Там, возле бункера, я, кажется, умер первый раз. Не дышал минуты две, а может, и все пять. Потом кто-то из парней подошел, вколол наркоты какой-то. Отпустило. Задышал. Я хотел сбежать, но машин уже не было. Да и сил совсем не осталось. Дополз досюда. Половину аптечки в себя вколол. Старыми заначками еще закинулся.

Пишу вот записку. Умираю. Это все тот гад, который сюда проник. Из-за него все это. Это он сунул свой длинный нос в наши дела, начал ворошить. А вон оно как все вышло. Произошла утечка. Джед вырвался на свободу. Случайно. Я в этом не виноват. Это тот парень, который разнюхивал тут все. Журналист, наверное, какой-то.