Апокалипсис

Пустая серая комната с потрескавшимися стенами наполнялась теплом углей из камина. Марс грелся, ожидая Ярослава. Он мельком глянул на свисающий с потолка массивный кусок бетона. Глыба в любой момент могла сорваться вниз и размазать по полу оказавшегося под ней, переломав ему все кости. Почему ее до сих пор не убрали? Может, потому, что людям стало плевать на опасность на этой опостылевшей им планете? Старик словно в воду глядел. Когда живешь по уши в дерьме, не замечаешь, как приходит апокалипсис. Он в точности повторил слова Виктора. Может, когда-то действительно был бог, он создал людей, а теперь его победил дьявол? Нет. Все бред, ерунда...

Он снял перчатки, потер руки и выдохнул на ладони теплый воздух. Пошевелил большим пальцем, который еще иногда ныл, напоминая о травме. Сбежать? Но когда и как? Вновь окинул взглядом серые стены, окно с решеткой, скривился. Он сидел словно в ожидании приговора, не зная, что будет дальше — смерть или помилование.

К сердцу подкатил ком, кулончик снова обжег грудь, пальцы предательски задрожали. Марс сжал кулак и стиснул зубы. Что это? Приступ надвигающейся болезни? Странно, раньше такого не было. Или просто-напросто он устал? Впору было помолиться, как делал Виктор в трудные минуты. Впрочем, старик просил у небесного покровителя спасения постоянно — и где Виктор сейчас? Хочется верить, что в лучшем из миров, если, конечно, такой есть.

Марс обхватил голову руками, попытался представить Катю, представить, что она чувствует в плену у «Огненных братьев». Жива ли она вообще? Князь говорил, что жива. Но верить ему, да и вообще кому-то, он не привык. Сколько прошло времени с того момента, как он потерял ее? Месяц, два, три? Он надеялся, что она цела и невредима. Хотел надеяться. Больше ему ничего не оставалось.

Он снова посмотрел на висевший кусок бетона. Как все-таки мало отведено человеку для жизни, но как много дано для уничтожения всего вокруг. Он поежился и еще раз потер руки.

— Замерз, что ли? — раздался голос Ярослава. Дверь за спиной Князя захлопнулась, и он быстрой походкой направился к камину.

— Нет, просто задумался.

— Думать — это хорошо, — Ярослав расстегнул куртку и размотал шарф. — Если человек думает, значит, он еще живой. Значит, не все еще потеряно. А что такой грустный-то? — он хлопнул Марса по плечу и улыбнулся, словно закадычный приятель.

— Грустный? Отнюдь. Я веселюсь. Согласно твоему плану.

— Ну, дружок, такова твоя участь. Благодари своих родителей, давших тебе это имя. Теперь ты для всех что-то типа живого бога, — усмехнулся Князь. — Сам ты быть им не хочешь — приходится тебя заставлять. А что делать? У меня народу с каждым днем все больше и больше, а еды все меньше. Я и так усилил патрули, чтобы пришедшие не начали жрать мертвецов. Нам еще тут каннибализма не хватало для полного счастья. И так воров и разбойников постоянно вешаем. В старую часть города лучше вообще не ходить, там сплошное кладбище. Так что давай, соответствуй образу. Раз не можешь накормить всех манной небесной, так хотя бы святым духом подбадривай. Осталось немного. Новый Рим на нас всю свою орду кинул. Через пару-тройку дней будем встречать.

— Они бойню тут устроят. Я видел их в деле.

— Многие их видели в деле. Волков бояться — в лес не ходить.

— Они не «волки». Они хуже. «Волков» я помню.

— Это поговорка, Марс. Поговорка. Кстати, на́ вот. С трудом отыскал для тебя, — он протянул собеседнику, достав из заднего кармана, замусоленную книжицу в мягком нейлоновом переплете с едва различимым золотым крестиком на обложке.

— Что это?

— Мессия, а не знаешь.

Марс взял книгу и без интереса полистал. На форзаце надпись «Максиму от Петра», на полях много заметок, некоторые строки обведены карандашом.

— Мне это выучить нужно? Может, еще и рясу дашь?

— Понадобится — дам. Людям вера нужна. Без идеи умирать трудно, а вот за что-нибудь — это народ поймет.

— Сам-то хоть в это веришь? — лицо Марса искривила ехидная улыбка.

— Нет, конечно. Для меня все это лишь игра, средство для удовлетворения своих алчных потребностей. И я это не скрываю, по крайней мере от тебя.

— Я уже это понял. Ты дал слово, что я отомщу.

— Так ведь отомстил.

— Ну да, ну да. Только вот чуть сам головы не лишился.

— Брось, ты же с ними легко разделался.

— А если бы нет?