Апокалипсис, белый танец

Но они молоды и они возвращаются в подрастающий кедрач. Густой, и в пяти шагах не видно того места, откуда слышатся их шёпот, сдавленный смех. Их понять можно, потому что кровь в их жилах бежит быстро. Да и будущее обещает быть славным. Их дорога так длинна. Какой запрет на мясо, молоко (через два дня уже Пасха), если всё так хорошо?

Но, случилось, нынешние ночи у Вари длинными, с отрывочными воспоминаниями. Откуда и взялось, вспомнила как-то она о давнем-давнем разговоре родителей, подслушанном в их уютном сельском доме. Об арестованном старике и его мучительной смерти в их районной милиции. В груди, где бьётся сердце, нехорошо ей стало в ту ночь.

С полгода как умерла, сразу за отцом, её мать. Тихо, почти и не слышно. Попросила обнять, сама крепче прижалась к Варе, всем телом вздрогнула несколько раз. Руки – кожа да кости – тихо опустила как после тяжёлой работы. Как исполнившая всё, что смогла она в этой жизни.

В большой городской квартире теперь ходит Варя, виски сжимает ладонями, как быть ей – не знает. В окна посмотрит и там ей неинтересно. На кровати взгляд остановит, тревожно ей от приближающейся ночи.

После смерти матери соседи стряпнёй её угощают. Утешают, советуют – ещё такой молодой, приятной во всех отношениях. Вспоминала одна, дверь напротив, как Варенька, девчонкой ещё, бегала быстро. По ступенькам стучала каблучками – не угнаться! Улыбалась своим словам.

– Тебе же и тридцати нет, – говорила, а в глазах неподдельное страдание. – Мне бы твои годы, – хмыкала ободряюще.

Давние, ещё по институту, подружки как-то пришли. С собой конфетки к чаю у них.

– Хорошие конфеты. Московские, – говорила одна. И, между прочим, добавляла, что недалеко от её дома живет один мужчина-вдовец. – Из обеспеченных. Дача. Машина… Большая такая, вся блестящая, – глаза щурит, к Варе присматривается. Другая, тоже из студенческих лет, пальчиками в бок ей игриво тычет. Мол, не сидеть же тебе вечной вдовой.

– Есть вариант, – это из школьных подружек, зашедшая по пути, на огонёк. – Вдовец, правда, в годах. Но бодр, дача из красного кирпича. В два этажа, а на трубе петушок крутится от ветра. Туда-сюда, туда-сюда, – изобразила она смешок, зовущий к жизни.

А как-то был ещё вариант.

– Разведён. Двое детей, платит алименты. Ну и что? Немного, в меру, выпивает. Но, если правду сказать, это же много зависит и от нас – женщин. От недостаточного внимания к ним, – вздохнула подружка, у которой тоже была проблема «от невнимания к мужу».

Не забывали подругу и те, с кем она когда-то работала в посёлке. Одна из них как-то заглянула. Мимо проходила, вот и зашла. Бутылка вина у неё в пакете, а у молодого человека букет красивых цветов. Между прочим, молодой человек – лет к сорока, холостой, в хорошем костюме, галстук… какой-то заграничный, красивый. Красивая обувь и как раз к его костюму. Все при нём.

Чай подруга заварила, глазами раз-другой Варе на букет цветов показывает, пытаясь разговор завязать. И чтоб посвободней он был. О разном. Но всё более и более оптимизм у подруги какой-то квелый. Мрачнеет и случайно встреченный на улице мужчина с букетом красивых цветов. Вокруг себя он стал осматриваться. Под кроватью какие-то сумки, чемодан. Кровать неприбранной видит. В соседней комнате огромный стеллаж с книгами. Фарфоровые статуэтки, хрусталь чешский. А напротив его хозяйка – возраста неопределенного, неряшливо одетая. Гости попрощались, повинилась подруга, как бы совершившая что-то непристойное.

А как-то заявился дальний родственник. Помнит его Варя ещё маленьким, как он косил одним глазом. Странное он имел прозвище среди своих – Копчёный. Посочувствовал он Варе, поинтересовался, чем занимается, спросил о муже. Долго молчали. Оказывается, родители Вареньки должны ему крупную сумму. Смотрел вопросительно, цифру называя. Деньги у неё тогда были, оставшиеся от матери. Посмотрев косым взглядом на купюры в руке дальней родственницы, кивнул согласно.

Ещё одна явилась. С порога, видимо для острастки, судом стала грозить. Если ей не выплатят компенсацию. Стала показывать свою покалеченную ногу. «Прошлой осенью повезла я родителям твоим три ведра картошки. Хорошая у меня картошка – Адретта называется. А когда стали сгружать, то отец твой – он же старенький, – посочувствовала, – не удержал да прямо мешок-то и на мою ноженьку, – ещё показывает, морщится от боли, ступая. Если теперь денег нет, могу и ваш садово-огородный участок взять. В порядке компенсации. У меня же двое маленьких детей. Мальчик и девочка», – ещё показывает кривую ногу. От боли морщится. Всхлипывает от горя, двое у неё – мальчик и девочка. Маленькие.