В дверь позвонили. Вошли двое: незаметно исчезнувший муж беременной – обменщик и… какие бывают среди особенно чистых. Ни единой складочки, ни пятнышка на его одежде; свежевыбрит, хорошо причёсан. Явно, он с претензией на право требовать аккуратности в работе и чистоты помыслов у подчинённых ему людей. Безусловно, со знанием дела подобранных.
Пока вновь прибывший, а судя по осанистости, важный гость, изволил пользоваться туалетом, сопровождавший его губастый обменщик спешил сообщить Правдину об успехах и мелких-мелких помехах, легко устранимых.
– Всё хорошо, – докладывал, – только бумажку одну надо поправить, – на стол бланк с цифрами кладет. – Много времени ушло на то, чтобы убедить уважаемых людей, что клиент подготовлен достаточно. И что специалист у нас самый-самый, – на доктора посмотрел, а потом на Варю. – Я говорил о нашем полном понимании, как много нынче крикунов-радетелей России. Из-за куска земли порвать готовы, о возможном резонансе в прессе.
После продолжительного пребывания в туалете к ним неспешно подошёл, потирая руки, как это бывает с мороза, по-особенному чистый. Оказалось, человек он весьма известный, из крупных юристов – Сирин. Поговаривают некоторые о возможном его скором отъезде в Москву. И вопрос уже почти решён о его высоком назначении. Вот почему ещё в коридоре сам Зиновий Филиппович помог снять с дорогого гостя длинное пальто и долго тряс обеими руками его мягкую ладошку. Услужливо предложил располагаться в роскошном кресле из натуральной кожи, с которого он совсем недавно пускал колечки дыма от сигареты известной фирмы. Тот же в ответ только кивнул на это. И попросил на хорошем английском Нямбу Станиславовича приготовить ему кофе мелкого помола. А такому учтивому Правдину он начал говорить уже по-русски. Жёстко, иногда и по слогам как недопонимающему многого.
– По дороге сюда Нямба Станиславович мне говорил, – он кивнул в сторону кухни, – что обкатка нашей новой системы прошла хорошо. Но вы включили старый, уже давно используемый вариант с комиссарами, их кожаными куртками и маузерами, – непродолжительно задумался. – Нет, не надо. Не надо повторяться.
– Мы, Роберт Робертович, только ещё собирались, – стал оправдываться Зиновий Филиппович.
– Не надо собираться, – властно оборвал юрист-законодатель. – А вот, как говорил мне Станиславович, – он кивнул на вернувшегося с подносом, – вы придумали нечто новое, весьма свойственное русскому, – награждения. Если у вас все готово, извольте показать.
Из соседней комнаты наблюдали двое, в коридоре тихо поскрипывали половицы под тяжестью упитанного охранника. Варя голову поворачивает к тому, кто говорит. Ей казалось, что она смотрит спектакль, в котором ей иногда приходится играть роль. Голова её была тяжёлая, большая, боль виски стала сдавливать.
Далее случилось то, что не всякому фантасту под силу. Правдин поворачивается к большой сумке у стены и кивает Ираклию Никодимовичу помочь ему в переодевании Вари. Из сумки он вынимает большой сарафан неопределенного цвета, а из портфеля – одну за другой разноцветные коробочки. Лицо его всё более торжественнее, подбородок повыше. Варю, едва поднявшуюся с дивана, просит слушать внимательно-внимательно. Запомнить об этом на всю-всю жизнь. Рядом с ней становится супруга Нямбы. Она, только что благополучно разродившаяся подушкой, не стесняется этого. Как не стесняется актер своих накладных усов после спектакля. Ухоженными пальчиками она крепко держит своего партнёра, вставшего рядом, за брючный ремень. К себе его притягивает. На это Станиславович скромно улыбается, смущаясь присутствия областного законодателя. Из соседней комнаты вышли горбатый со своим компаньоном. Найдя место, где сесть, они стали молча наблюдать за происходящим, временами переглядываясь между собою. Их лица выражали удовлетворение происходящим процессом. Трудно сказать, кто в этой квартире был главным, но одно несомненно – союзники они все, компаньоны, занятые одним делом. Как принято говорить на воровской малине: карта их в масть пошла.
От этой «масти» у Вари в голове и самой трудно понять – что. Мешанина какая-то. От: кто эти люди и что им здесь надо до полного удовлетворения тем, что происходит. Вот, стоит она в ожидании, пока Ираклий Никодимович с Правдиным переодевают её в чей-то сарафан. И её это не раздражает, не удивляют и крепко привинченные к нему какие-то значки.
– Родина-мать награждает вас, – торжественно объявил начальник Департамента, – награждает Вас за проявленную крепость духа орденами. – И, повертев перед лицом Вари изначально пустыми коробочками, он положил их обратно в сумку у двери.
– И все первой степени! – радостно вскричал Никодимыч. Старенький уже, а как задорно он сверкнул глазами.
– Слава! – крикнули супруги.
– Слава, – поддержали их другие. Стали хлопать. Варя улыбалась.