Апокалипсис: Пролог

– Ну, шикарно или не шикарно, – небрежно отозвался Андрей, хотя видно было, что наивная похвала родственника приятна ему, – но зато отдельная квартира. Большинство наших в казармах живёт, при фабриках. Или в таких же доходных домах, но фабричных. Я был в гостях в одном таком доме, так вот, у нас – просто хоромы по сравнению с тем, как там живут: в одной каморе по две семьи. И даже за такое жильё тоже платить приходиться! Ну, и понятное дело, бедолаги норовят хоть на кухне угол, да пересдать, ещё большим бедолагам. И ведь находятся! Спят в кухне под столом, а вещи, все какие есть, в узелке под головой. Так-то, племяш, приезжают, как и ты, из деревни, думают, что временно, а оказывается, что навсегда… А в казарме, где ты жить по первости будешь, несколько сотен бок о бок. Вместо кровати – двухэтажные нары. И никакой личной жизни. Зато не платишь. Но всё равно – всю зарплату на руки получать не будешь, администрация на харчи забирает. За двенадцать часов рабочего дня два перерыва на обед. А потом – падаешь в казарме с устатку, да спишь. Вот и вся жизнь. Так и проходит. Это ладно, когда ты один. А если с семьёй, тогда дают в этой же казарме комнаты…

– Какие там комнаты – так, каморки, – заметила Мотя.

– Да, каморки. Разделены одна от другой какой-нибудь тряпичной перегородкой. В одну селят по две семьи. Вот и подумали мы с Мотей, и решили отдельную квартиру снять. Не всем по карману. Но я вот смог себе это позволить.

– Во сколько она тебе обходится?

– Вот такая – двадцать рублей в месяц. Да, здесь полностью от хозяина зависишь, но всё-таки лучше, чем в казарме. Потому-то и мебели у нас мало – сгонят, не таскаться.

– А тебе, дорогой, придётся в казарме пожить, – вставила своё слово Мотя. – У нас, сам видишь, места нет. Поэтому, как устроишься, так сразу выбивай себе койку и перебирайся.

– Конечно! – с воодушевлением подхватил Иван. – Тёть Мотя, вы только не подумайте, что я вас стесню. Нет! Я и сам рад быстрее от вас съехать. Вам, с детьми, конечно, невместно в казарме, а мне, молодому, наоборот, всё интересно, всё в радость… Кстати, а где братовья?

– Так, бегают на улице где-то.

– А я вам гостинца привёз, – спохватился Иван. – Мамка собрала.

Он развязал свой мешок и стал выкладывать на стол нехитрые деревенские подарки – туесок с мёдом, двух замороженных гусей, солонину в бочонке. Но вот рука его нащупала прохладную кожу украденного чемоданчика…

– Спасибочки, – кивнула Мотя, одобрительно разглядывая гостинцы.

Туесок с мёдом и бочонок заняли своё место на полке среди других таких же берестяных и деревянных ёмкостей. Гусей же хозяйка обмотала тряпками, крепко обвязала и закинула за окошко, где они и повисли.

– Это тебе не деревня – погребов тут нет, – пояснила она Ивану. – Если птицы не поклюют, так сохранятся на какое-то время. А поклевать не должны – вишь, как я тряпками обмотала. Да ты голодный, поди. Садись-ка, супу похлебай.

Мотя плеснула в миску ещё тёплый суп. Иван накинулся на него с аппетитом проделавшего длинный путь здорового человека.

– Как вы там, в деревне? – поинтересовалась Мотя. – Не голодаете? Как народ? Не протестует?

– Не, не голодаем, – рассказывал Иван, с жадностью уплетая суп. – А народ, вестимо, продразвёрсткой недоволен. И ценами твёрдыми на хлеб. Посудите сами – всё дорожает, а народ должен хлеб всё по старой цене сдавать. Лука Яковлевич, мужик степенный, односельчанин наш, так он, говорят, припрятал запасы-то свои.

– Вот! – возмутилась Мотя. – На селе хлеб прячут, а мы, рабочие городские, голодать должны! Слухи ходят, что карточки на продовольствие введут. И без того хлеб с перебоями, чёрный. Белого-то полно. Ну, а нам, люду простому, белый дороговат, мы завсегда чёрный покупаем, он дешевле. Очереди в лавки. Некоторые бабы с ночи стоят. Я вот приспособилась дома хлеб печь. Вишь, дядька твой печурку сложил.

Мотя кивнула на сложенную из кирпича крошечную печь, притулившуюся под окном. Её труба была выведена в форточку.

– Коли война, – продолжала Мотя, – то все должны терпеть, да помогать друг другу. А то что ж это получается, если крестьяне жадничать для городских будут…

– Ты увлечение своё не бросил? – спросил дядя. – Рисуешь?

– А то!

Ваня с готовностью достал свои рисунки.

– Забиваешь себе голову всякой ерундой, – пожала плечами Мотя, бегло взглянув на эскизы племянника. А дядя, напротив, поддержал:

– Молодец! Талант! И заметь, – обратился он к жене, – самоучка!

– Ну, допустим, талант, – возразила она, – и что? Куды он с талантом-то с энтим?

От разговора их отвлёк настойчивый стук в дверь.

– Кто? – нелюбезно крикнула хозяйка.

– Дворник. Дрова принёс.

Послышался стук открываемого замка.

– Ванька! – крикнула Мотя. – Поди дрова прими.