Опричнина – это владения, провозглашённые Иваном IV его личной территорией, с которой царская казна получала доход, а опричники (или же кромешники) – это личная гвардия, защищавшая царя и проводившая его «охранительную» политику против инакомыслия внутри страны и различных угроз, исходивших от бояр, народа, Новгорода и т. д.[60]
Период Опричнины характеризуется беспредельным насилием, бессчётным количеством казней и их кошмарной жестокостью: будто адские пытки сошли с картин Босха или явились со страниц иллюстрированных средневековых рукописей, превратив мирскую повседневность в перманентный апокалипсис. Теперь живые люди, а не вымышленные персонажи, не абстрактные образы, не души, означенные в пространстве визуальной репрезентации как физические тела, подвергались специфическим наказаниям и необычным умерщвлениям.Инициированные Иваном и осуществлявшиеся опричниками истязания и казни неверных и виноватых (с точки зрения царя), воспроизводили образы апокалиптических и адских кар. Так в Новгороде царь приказывал сваливать изменников в реку, пытать в озере, варить в котле и топить. Помимо воды, для истязаний также использовался огонь. Летописец описал произошедшее так: царь повелел привести бояр, служилых людей, женщин, детей и предать их различным мучениям, лютым и бесчеловечным пыткам, в итоге тела подожгли, привязав за ноги и за руки к саням, уволокшим их на Волховский мост, откуда останки скидывали в реку305
. В хорошо известных толкованиях Откровения Андрей Кесарийский ассоциирует воду с неверием, в то время как иконы с изображением Страшного суда пронизывает огненная река мытарств. Также бытовало поверье, дескать, ад находится на дне реки, в нижнем, хтоническом мире. Символические образы воды и огня по меньшей мере амбивалентны: с одной стороны, всякие религиозные (как и магические) манипуляции с водой или огнём связаны с процессом очищения, но, с другой стороны, вода и огонь являются орудиями как непосредственных физических пыток, так и атрибутами потусторонних, вечных адских мук. Когда же Иван подвергал людей наказанию водой – ледяной и горячей, он указывал и на их дьявольскую природу, и на очистительную силу своих действий[61].Река и мост – это древнейшие образы индоевропейской мифологии, узнаваемые по босхианскому аду и широко известные не только в западной христианской культуре, но и на Руси (Калинов мост и река Смородина). Акт утопления или сбрасывания с моста имел значение священнодействия. Царь как Высший Судия проводил подданных через огонь и воду (границу миров) в потустороннее, сакральное пространство. Одновременно царь и карает, и очищает грешников. Гнев царя тождествен гневу Бога, а казни эквивалентны загробным испытаниям. После водных и огненных «процедур», тела нередко разрубались, но царь запрещал хоронить казнённых в земле. Рассечение тела было также типичной карой, имеющей прообраз. В Откровении всадника на бледном коне сопровождают звери земные, которым дана сила умерщвлять людей, описывается ряд мук и страданий, претерпеваемых людьми от птиц, животных и насекомых. На иллюстрациях лицевых Апокалипсисов XVI века изображены звери, поедающие грешников в качестве наказания оных306
. Или на картинах Иеронима Босха птице-, рыбо-, и звероподобные твари нередко истязают грешников. Обычно эти кары и муки происходят в аду, однако на центральной панели триптиха «Страшный суд» Босх изобразил аналогичные наказания и страдания на земле (в отличие от небесного судного процесса, канонически представляемого иными художниками на центральной панели триптихов сходной тематики). Босх визуализировал гнев Божий, низринутый на мир, и наступление Конца времён в земном апокалиптическом действе, а Иван IV, полагал себя представителем Бога и исполнителем воли Его, решил самолично инициировать и реализовать жуткое апокалиптическое свершение непосредственно в земной юдоли, сделать Страшный суд действительным кошмаром. По указанию царя, рассечённые человеческие тела «предателей» бросались на съедение птицам, животным и рыбам; казнённые были лишены христианского обряда похорон, отпевания и поминовения.Конкретным примером многообразного истязания водой и посмертного расчленения может послужить пытка Фёдора Ширкова, воплотившая лютую апокалиптическую фантазию Ивана Васильевича. Фёдор Ширков, один из чиновников