Апокалипсис Томаса

Так что пришельцев я разглядеть не мог, передо мной были только бесформенные тени. Некоторые передвигались быстро, другие — неуклюже, но чувствовалось, что все возбуждены и что-то ищут. И, скорее всего, искали они не девственниц с хорошей репутацией, чтобы жениться на них и нарожать детей, которые потом проводили бы с ними вечера, играя на флейтах и скрипках на семейных концертах.

И проворные, и неуклюжие метались среди дубов, словно безумные, вместе бросаясь то на восток, то на север, то на юг. Проследить за их хаотическими перемещениями не составляло труда по треску сухих дубовых листьев.

Всякий раз, когда они подходили ближе, я вновь слышал их хрипы и рычание, совсем как в конюшне. Но теперь, когда я сидел над ними, эти горловые звуки воспринимались совсем не так, как в прошлый раз, когда доносились до меня через вентиляционные отверстия, забранные сетчатыми экранами.

Они по-прежнему звучали, будто их издавали животные, но только не те, которые встречаются в природе. Я подумал, что порою слышу в этих восклицаниях человеческие интонации: бессловесное выражение отчаяния, печальный вой озабоченности, какой подсознательно мог издать и я в момент серьезной опасности, сдавленный вскрик злости, выражающий не чисто животную ярость, а горькое негодование, то есть эмоции, на которые способно только разумное существо.

Холоднее не стало. Мой легкий свитер и джинсы соответствовали температуре воздуха этого дня. И, тем не менее, меня начал бить озноб.

Тех, кто находился внизу, я, похоже, мог называть как стаей, так и толпой.

Звериная стая — группа индивидуумов, относящихся к одному виду, действующих исходя из инстинктов и привычек, свойственных этому виду.

С другой стороны, людская толпа беспорядочна и беззаконна. На пик возбуждения ее выводит не охота, как это бывает у животных, не вполне достойное стремление добыть пропитание, а идея, которая может оказаться как правдивой, так и лживой… и последнее случается немного чаще. Когда это злая идея, а ложь — всегда зло, те, кто ею захвачен, куда более опасны, чем любое животное, когда-либо жившее на земле за всю историю планеты. Люди, объединившиеся в движимой ложью толпе, дикие, жестокие и способны на такое насилие, что лев в ужасе убежит от них, а злобный крокодил будет искать спасения в болоте.

Судя по звукам, доносившимся снизу, тварей этих собралось больше, чем в конюшне, возможно, двадцать, может, и чуть ли не сорок.

По их действиям чувствовалось, что они очень спешат. К этому времени звуки, которые твари издавали, свидетельствовали о том, что разъярены они сверх всякой меры и успокоить их может только кровь, много крови.

Три раза они пробегали мимо дерева, на котором я спрятался, и их обоняние — или тот орган чувств, который служил им лучше остальных — пока им не помогло. Когда пронеслись в четвертый раз, я по-прежнему видел только их тени, которые говорили разве что о бесформенности моих врагов. Они сталкивались друг с другом, спеша отыскать меня.

Желто-оранжевый солнечный свет уже переходил в темно-оранжевый. И я, конечно, не мог получше разглядеть этих тварей, пока они не сменили бы вектор поиска на вертикальный и не оказались бы со мной лицом к лицу в моем дубовом укрытии.

Если мы чего-то очень боимся, то зачастую накликиваем это на себя.

Они уже убегали на север рощи, но внезапно повернули назад. Все тени, все мрачные темные формы накатили на дерево, как морской прилив на одиноко стоящую скалу.

Последний присоединился к остальным, и треск листьев прекратился. Они молчали, как те монстры, которые прячутся под детской кроваткой, и их молчание искушало почувствовать себя в полной безопасности, высунуться из-под одеяла, перегнуться через край кровати, заглянуть под нее.

Но я не чувствовал себя в безопасности. Они меня нашли.

Глава 13

Сидеть на дереве намного лучше, чем в ларе для фуража. Ситуация не такая и безнадежная. Раз уж мне удалось выбраться живым из ларя, я полагал, что сумею пережить и эту осаду.

Я не работаю с того самого дня, как покинул Пико Мундо, а в последнее время вообще стал перекати-поле. У меня нет медицинской страховки. Поэтому я должен не просто жить, но и избегать серьезных травм, которые меня изуродуют. У штата, и без того банкрота, денег на мое лечение нет, а потому, изуродованному, мне придется поселиться в полуподвале оперного театра. Я никогда не любил оперу, но в джаз-клубах нет полуподвалов.

На свежем воздухе совокупная вонь собравшейся внизу толпы не вызывала такой тошноты, как в конюшне, но я все равно зажал нос и дышал через рот. Мерзостью поднимающийся от земли запах превосходил вонь и грязных носков, и гнилых зубов. Я подумал, что у этих тварей железы скунса, да только скунсы более сострадательны, потому что у них воняет только секрет, который они разбрызгивают в случае необходимости, тогда как эти твари источали вонь каждой порой.