Апокалипсис Томаса

Трупы в стасисе все равно остаются трупами. Но я задался вопросом, а вдруг в тишине ночи на их убийцу накатывало чувство вины, и у него появлялся страх, что эти женщины могут прийти к нему со своими ранами-стигматами и обвинить в убийстве хриплыми, едва слышными голосами, которые с трудом прорывались через перетянутое галстуком-удавкой горло.

Что бы я ни сделал с ним, он все равно заслуживал большего наказания.

Возможно, потому, что эти трупы не изгрызли пожиратели падали, я понял, что в момент включения машины Теслы в доме не было ни насекомых, ни грызунов. Я же не видел ни бессмертных пауков, ткущих вечную паутину, ни жужжащих древних мух, ни крыс, ставших мудрыми после прожитых девяноста крысиных жизней.

Впрочем, если в особняке и жили крысы, пожалуй, не было оснований ожидать их превращения в мудрецов. Даже многие люди не становятся мудрее по достижении определенного возраста… а некоторые и вообще не становятся.

Константину Клойсу — ныне Ною Волфлоу — исполнилось семьдесят лет в 1948 году, когда он имитировал свою смерть. Теперь, дожив до ста тридцати четырех лет, он не научился ни милосердию, ни мудрости жить по заповедям. А постоянные предложения заткнуться, которые я слышал от него, смотрелись очень даже невежливо с учетом его возраста и жизненного опыта.

Я пересек подвал, направляясь к двери, за которой лежал выложенный медью коридор, ведущий в особняк. По стеклянным трубкам, вмонтированным в стены, золотистые вспышки, казалось, одновременно двигались и к особняку, и от него, и я старался на них не смотреть, чтобы не возникало странное, сбивающее с толку ощущение, будто я здесь и не здесь, существую и нет, приближаюсь к особняку и одновременно удаляюсь от него. Это ощущение я испытал, попав в тоннель в первый раз.

В винном погребе, уже под особняком, я не пошел в подвальный коридор, как прежде. Вместо этого поднялся по узкой лестнице на первый этаж.

Осторожно вошел в кухню на случай, если шеф Шилшом готовит банкет, достойный принца Просперо, о котором поведал нам Эдгар По. В апокалипсическое время, под угрозой чумы, именуемой Красной смертью, принц устроил грандиозный прием, чтобы отвергнуть свою смертность. Получилось не очень хорошо. Я подозревал, что некоторых обитателей Роузленда ждала та же участь, что и Просперо.

Освещалась кухня только двумя лампочками над раковинами. Окна закрывали стальные панели.

В этот момент уроды не барабанили по ним, поэтому в доме царила тишина. Возможно, машина Теслы забросила уродов в их время, но я в этом сомневался. Что-то в этой тишине показалось мне зловещим.

Из кухни дверь вела в комнату, которая служила шефу кабинетом. Я вошел в нее и тихонько закрыл за собой дверь.

Здесь шеф Шилшом планировал меню, составлял списки покупок и, несомненно, пребывал в замешательстве, что подать хозяину дома в день, когда в Роузленде появлялась очередная молодая женщина, похожая на усопшую миссис Клойс, чтобы умереть после пыток. Не простое это дело, приготовление трапезы для особых случаев.

Константин Клойс, возможно, единственный, считал себя сверхчеловеком, отталкиваясь от своего потенциального бессмертия, а потому имеющим право убивать простых смертных из спортивного интереса, но и остальные обитатели Роузленда не уступали ему в безумии. Это подтверждалось тем фактом, что они содействовали ему то ли ради того, чтобы жить вечно, или потому, что не видели преступления в убийстве смертных, которым рано или поздно все равно предстояло умереть.

Ни один не прожил так долго, чтобы очень длинная жизнь сама свела их с ума. Я мог представить себе, что по прошествии нескольких сотен лет рутина человеческого бытия могла вызвать скуку, приводящую к хронической депрессии или жажде новых и все более экстремальных ощущений, то есть пытки и убийства сыграли бы роль валиума, снимающего тревогу. Но Клойс прожил только сто тридцать четыре года, остальные — гораздо меньше. Что-то другое — не долгая жизнь — обусловило возникновение у них той или иной формы безумия.

В кабинете шефа Шилшома перед столом стоял массивный офисный стул, явно сделанный на заказ, чтобы вместить его зад и выдержать такой вес. На сиденье могли свободно разместиться двое таких, как я, ролики размером не уступали бейсбольному мячу. Сидя на нем, я ощущал себя Джеком в замке на вершине фасолевого стебля.

На столе стоял компьютер. Других на первом этаже особняка я не видел, хотя они наверняка были в комнатах слуг. Я включил его, вышел в Интернет, набрал в строке поисковика «Никола Тесла».

Судя по всему, серб, он родился 10 июля 1856 года в городе Смилян то ли в Хорватии, то ли на территории Австро-Венгерской империи, то ли в провинции, называющейся Лика, то ли во всех трех территориальных образованиях сразу. Для меня эти места могли находиться на другой планете, но проблема заключалась в том, что на биографических сайтах Сети подобные разночтения — обычное дело.